Никаких принцесс
Шрифт:
– Хочу. Сегодня. Ромион, прошу тебя.
– Хорошо, я прикажу подать карету к шести, - отвечает Ромион.
– Но сегодня там не дают представления... Ты к Изабелле, я понял. Хорошо. Между прочим, милый кролик. Не советую везти его к мачехе, она последнее время помешалась на белых кроликах - скупает их, кажется, со всего мира. То ли к кроличьему рагу пристрастилась, то ли шубу себе шьёт.
– А ты...
– Я хотела спросить: «А ты не интересовался, зачем она это делает, глупый ты король, перед тобой твой заколдованный брат, а ты и бровью не ведёшь!» Но получается, конечно: - А ты не поедешь со мной?
Ромион улыбается.
– Нет, Виола, благодарю. Между прочим, твой спутник забыл свою корзину.
Уже в моих комнатах я сажаю Томми на кровать, чешу за ушком и поворачиваюсь к Туану.
– Ну ты и мерзавец!
– Увы, моя рука замирает до того, как я успеваю схватить первый попавшийся тяжёлый предмет. Например, подсвечник.
– Я же сказал, что ты будешь мне подчиняться, - устало говорит Туан, тоже опускаясь на кровать и принимаясь лениво поглаживать дрожащего Томми.
– Что, решила воссоединить мать с сыном?
– Именно. Оставь Томми в покое. Сейчас же.
– Ну конечно, моя принцесса, - ядовито усмехается Туан и отпускает кролика. Тот прыгает мне на руки.
– И даже не пытайся мне помешать, - добавляю я.
– Иначе...
– Знаю, я видел твои мысли, - равнодушно отзывается Туан.
– И запомнил, сколько раз ты хотела меня убить. Не выйдет, Виола. Смирись.
– Гори в аду!
– В этом мире нет ада.
– Специально для тебя найдётся!
...В Сиерне идёт дождь. Оседлав ветер, он рвётся в окна, те звенят от града или стонут от порывов ветра, и вечер вползает в комнаты раньше, чем прежде - тяжёлое, угрюмое чудовище, тенями закрывающее углы, сумрачным одеялом укутывающее пол, серыми портьерами - окна и стены. Я смотрю, как зажигаются за окном фонари, как пламя мерцает, пугливо жмётся к стеклянным стенкам своей «клетки», вздрагивает от ветра.
Мне тоже грустно. Я не знаю, что делать: Туан продолжит использовать меня, как куклу, всюду, где ему вздумается. К Дамиану лучше не подходить, или я снова наговорю ему гадостей и выйдет только хуже. Ромион, конечно, подозревает, но что он сделает? Когда пару часов назад я всё-таки долбанула Туана подсвечником мне было так больно, будто ударили меня. «Ты будешь чувствовать всё то же, что и я, пока заклятие действует. И если убьют меня, ты умрёшь тоже» Перспектива, прямо скажем, очень весёлая. Чтобы сделать её ещё забавнее, Туан добавил - прежде чем улёгся спать на моей кровати - что когда заклятие спадёт, то зелье, которым напоили меня мама с бабушкой, снова начнёт действовать. Именно из-за него ни Ромион, ни Дамиан не чувствуют туанов «ошейник».
Кажется, я в ловушке.
Томми сидит напротив, на подушке - я накидала их на широкий подоконник, чтобы было удобнее и теплее - и грызёт морковку. Рядом лежит корзина яблок, отвергнутая кроликом клубника, листы капусты, свёрнутые в розы, и даже один, зато большой помидор. У Томми пир. Надеюсь, он не сильно потолстеет, когда расколдуется? Изабелла меня саму съест, если в её сыне что-то изменится в худшую сторону да ещё и по моей вине.
Габриэль не откликается. Я звала его уже пять раз, и вслух, и про себя, но ни ответа, ни хотя бы учебником по голове я не получаю. Может быть, это тоже из-за заклятия Туана? Или демон решил, что я достаточно освоилась в этом мире, стала, как все, и больше ему не интересна?
Так или иначе, но помощи мне ждать неоткуда. И я старательно давлю в себе тоску и ярость от бессилия, вожу пальцем по стеклу, воображая, что раздвигаю завесу дождя. И разглядываю дворцовый внутренний двор. Там кто-то из детей придворных - мальчишка лет девяти, симпатяга в алой курточке и бархатном берете под цвет - пытается заставить свою пегую лошадку чеканить шаг. Рядом бродит мальчик-слуга, того же возраста, только одет победнее - в серую рубашку, короткие штаны и стёганую жилетку. Оба мокрые - дождь льёт как из ведра. Лошадка тоже мокрая, но покорно терпит седока, а мальчишки, кажется, ссорятся. Они размахивают руками, лорд даже подпрыгивает в седле, а его друг периодически отбегает и делает круг по дворику - с непонятной для меня целью.
Я смотрю на них, мокрых, наверняка замёрзших, но упрямых, и мне удивительным образом становится теплее. Они, вон, не сдаются и в итоге всё-таки научат лошадку чеканить шаг... И слягут оба назавтра с простудой, это уж точно. А я сижу тут, разглядываю озлобившийся, тоже печальный дождь и думаю, какая я бедная-несчастная. Ну и что, что никто не поможет. С каких это пор мне нужна помощь? Да, не помешала бы, именно сейчас не помешала бы, я согласна. Но раз уж никто не придёт и не даст Туану по шее за меня... Я справлюсь. Стисну зубы, сожму кулаки и сделаю так, чтобы было по-моему. Туан не имеет никакого права мучить Дамиана или меня. Мы ничего ему не сделали, и раз это его не останавливает, я тоже буду играть грязно. На войне как на войне.
С этой мыслью я достаю вытащенный из корзины, которую дала мне напоследок мама, медальон с щепоткой розовой пыльцы. Этого как раз хватит, чтобы заставить десятерых блаженно хихикать. Сработает и на Туане, не может не сработать - когда он попытается помешать мне вернуть Томми Изабелле. А вот на меня пыльца теперь подействовать не должна, я же фея. В крайнем случае, уверена, даже под пыльцой Изабелла не забудет о сыне и спрячет его где-нибудь. И пусть больше мне такого, хм, страшного оружия не раздобыть... Сделаю хоть одно доброе дело, хотя бы сейчас - а потом подумаю, как помочь Дамиану.
От этих мыслей на душе становится тепло. Я улыбаюсь, и Томми удивлённо оставляет в покое морковку и смотрит на меня чёрными бусинами глаз. А потом обнюхивает манишку - на неё, кружась в воздухе, ложится золотая пыльца. А за окном, прорезав тучи, прямо на неугомонных мальчишек падает солнечный луч. И в его столбе кружатся, вальсируют, сверкая каплями дождя, как алмазами, роза и фиалка...
– Ты уже оделась?
Туан стоит на пороге спальни, держась одной рукой за дверь, и выспавшимся нисколько не выглядит. Зато принарядился: на нём чёрный с серебром костюм, похожий на тот, в котором в театр ездил Дамиан, только цепь на груди, крепящая накидку серебристого меха, напоминает золотой венок из роз. Почему-то это не смотрится ни вычурно, ни смешно.
А вот я рядом с ним в своём домашнем платье, больше похожим на махровый халат до пола, буду смотреться точно весело. Но я огрызаюсь:
– А что, не видишь? Как тебе мой наряд, милый спутник? Нравится?
– Безвкусно даже для тебя, - бросает Туан, выходя на середину комнаты. Томми тут же бросает морковку и кидается мне на руки.
– Отпусти этого проклятого кролика и иди одевайся, раз хочешь ехать, - Туан, морщась, смотрит в окно.
– Какая паршивая погода...
– А ты наколдуй солнышко. Или что - не можешь?