Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола
Шрифт:
В середине XX века курганы севера Руси привлекали внимание ряда исследователей (В. В. Седов25, Г. Ф. Дебец, Г. П. Зиневич, Т. И. Алексеева). Их выводы во многом противоречат тезисам Санкиной, однако дают почву для чрезвычайно интересных сопоставлений. Спор в основном ведется о степени ассимиляции. Так, большинство советских ученых настаивают на том, что «норманны» были представлены лишь в определенных социальных нишах (военное сословие, чиновничество) и очень мало взаимодействовали с земледельцами и ремесленниками. Наряду со скандинавским присутствием фиксируется и германское. Правда, исследователи оговариваются, что определять тип как «германский» (и всё!) не вполне корректно, поскольку внутри этого типа имеется довольно много групп. Вспомним, что по поводу «германцев» пишет Петухов, а также о том, что в ряде византийских источников некоторые славяно-русские племена названы «германцами», – и картина станет куда
Например, Т. И. Алексеева, прочно стоявшая на позициях антинорманизма, тем не менее писала: «Изучение антропологического комплекса в староладожской серии на фоне изменчивости признаков в германских группах позволяет сделать заключение о германской принадлежности этой серии… хотя трудно сказать, в какой германской группе можно найти ей прямую аналогию. Таким образом, антропологические материалы свидетельствуют о пребывании норманнов в Старой Ладоге. <…>
Для ответа на вопрос о влиянии норманнов на антропологический облик населения Киевской Руси мы располагаем краниологическими данными из Шестовицкого могильника и Киевского некрополя. Черепа из Шестовицкого могильника Г. П. Зиневич относит к славянским, однако археологический комплекс дает основание предполагать их германскую принадлежность. Краниологическая серия из Шестовиц недостаточно репрезентативна (всего 20 черепов), но все же антропологические ее особенности указывают на связь с норманнами: относительная низкоголовость и высокоорбитность выражены очень сильно. По другим пропорциям лицевого отдела серия сближается со славянами. Здесь явно наблюдается смешение германских и славянских черт. В некрополе Чернигова эти особенности не отмечаются.
Киевский некрополь дает значительный краниологический материал, но так как он происходит из раскопок, произведенных в прошлом веке, дифференцировать его по обряду погребения (в деревянных гробах, в грунтовых могилах или в срубных гробницах) сейчас невозможно. Поэтому я была вынуждена сопоставить суммарную серию из Киевского некрополя с германцами. Это сопоставление дало поразительные результаты – ни одна из славянских групп не отличается в такой мере от германских, как городское население Киева (выделено мной. – М. С. ). Таким образом, следует признать, что в составе дружины киевского князя норманнов было чрезвычайно мало, коль скоро никаких следов их в антропологическом облике населения города не обнаружено»26.
Сказанное может также косвенно подтверждать версию о позднем присоединении Киева и о его роли в политическом устройстве «варяжской» Руси. Оставляя в стороне полемику о глубине и социальной базе проникновения скандинавской культуры и скандинавской крови, отметим лишь один важный факт: в Киеве скандинавов было мало либо почти не было, зато в Новгороде, Ладоге, Полоцке и даже близ Ярославля – более чем достаточно. Причем речь идет преимущественно о погребениях «элитарных»: военных, государственных и пр. Это говорит о том, что «норманны» вплоть до XIII века, то есть до первых попыток создать единое централизованное государство, оказывали значительное влияние на формирование государственности на Руси.
В ПВЛ содержится такая фраза: «Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзи зовутся свие, друзи же урмане, анъгляне, друзи гъту, тако и си» («Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманы и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти прозывались»)27. Интересно, что карта, приводимая Санкиной, подтверждает присутствие всех перечисленных народов. Есть большой соблазн связать «готландцев» с голландцами, но скорее имеется в виду племя, населявшее в то время остров Готланд, – готы. Англяне – это тоже не современные «англичане», а датские племена англов, обитавшие на юге полуострова Ютландия, которые, конечно же, в известной степени повлияли на формирование этнотипа населения Британии. Собственно, отсюда и «англосаксы». А далее мы сталкиваемся с трудностью. Куда отнести слово «варяг»? Что это, этноним? Название воинской касты, полиэтничной изначально? Некое собирательное обозначение группы племен (есть квазиэтнонимы, которыми называют вроде бы очевидное понятие: «африканцы», «латиноамериканцы», «азиаты», «тюрки» (о них, родных, чуть ниже), – но которые по существу не обозначают ничего)?
Итак, этноним ли «варяги»? И да, и нет. Подобное наименование существует и в славянских языках – «казак». Это одновременно и воинское сословие, и группа субэтносов, обладающих как общими чертами, так и определенными различиями, которые позволяют вычленять из множества казаков «донцов», «терцев», «запорожцев» и пр. Надо заметить, что условия, в которых формировались оба указанных явления (варяги и казаки), во многом были схожи. Племена, проживающие в Южной Прибалтике, к которым, вероятно, относились и русы, имели собирательное наименование
Ряд современных исследователей отмечает, что процесс взаимовлияния Руси X столетия и Северной Европы шел достаточно активно: «Политическая история Х и начала XI века содержит множество упоминаний о связях аристократических семей Руси и Скандинавии. Из письменных источников – «Повести временных лет» и исландских саг – становится совершенно ясно, что в те времена заключались важные альянсы между скандинавами и представителями местного правящего класса в Новгороде и Киеве. Норвежский король Олаф Святой (Олаф Харальдсон, 995—1030 гг.) жил при дворе князя Ярослава Мудрого в Новгороде с момента своего изгнания из Норвегии. Вернувшись из Новгорода на родину, он погиб в битве при Стикластадире в Норвегии в 1030 году. В действительности эти два государя были свойственниками, каждый из них женился на дочери шведского короля Олафа Шетконунга: Ярослав женился на законной дочери Олафа Ингигерд (жила на Руси под именем Ирина и была причислена к лику святых), а Олаф женился на побочной дочери шведского короля, Астрид»28.
Можно вспомнить и следующее поколение, княжну Анну Ярославну, королеву франков, которая писала отцу из «городу Парижу»: «В какую варварскую страну ты меня послал; здесь жилища мрачны, церкви безобразны и нравы ужасны»29. Впрочем, Париж, как и Киев (надеюсь, я не вызову гнева украинских националистов за такое сравнение), тогда не имел еще статуса, который приобретет в дальнейшем. Столь удручающее впечатление произвел на Анну Ярославну Реймс – тогдашняя резиденция монархов Франции. Как сообщают источники, княжну в этом европейском захолустье привлекла исключительно личность супруга, Генриха I. С милым рай, как говорится, и в шалаше. Но короли редко женятся по любви. Тесные контакты правящей элиты древней Руси со средневековой Европой могут объясняться только одним – общими политическими интересами. Единственный случай подобного интереса, направленного на Восток, мы имеем в виде союза Ивана Грозного с дочерью черкесского князя Темрюка. Что также очень хорошо укладывается в геополитические конструкции, выстраиваемые московским царем. Брак его деда с морейской принцессой Софией, осуществленный при активном участии папы римского и представителей дома Орсини, «восточным» можно назвать лишь с огромной натяжкой.
Есть еще несколько маркеров – уже культурологических, – позволяющих провести параллель между русами и варягами. Русь IX–X веков была водной цивилизацией. Отсюда так хорошо развитая «водная» мифология. В частности, сюжет о «морском царстве» [6] получил очень широкое распространение в былинах. Купец в русском фольклоре – в первую очередь мореход (ср. «Хожение за три моря» А. Никитина). Вода в русской мифологии имеет сакральное значение (сюжет о «живой» и «мертвой» воде); купальские игрища проводились у воды; о «волхвованиях у воды», «молитве на воду» упоминают даже источники XV–XVI столетий. В песенной культуре тема Волги как «большой воды» играет ключевую роль: «Из-за острова на стрежень…», «Есть на Волге утес…» и пр. Волга – сакральная река русов. При этом, заметим, «большая вода» для народов, традиционно живущих по ее берегам (булгар, тюрков, угров), столь заметного сакрального значения не имеет. Важнейшие народные праздники: Сабантуй, Пеледыш Пайрем, Сапат – чисто земледельческие (все названия восходят к слову «плуг»).
Все это отнюдь не случайно. Не может вода иметь такое значение для цивилизации, зародившейся глубоко на суше. Даже самый широко почитаемый на Руси христианский святой – Николай Чудотворец – известен в первую очередь как покровитель моряков. В то же время традиционные славянские сюжеты, особенно южнославянские, как правило, земледельческие. За тысячелетие «морская» и «сухопутная» культуры тесно переплелись, стали единой культурой.
Стоит поднять вопрос этногенеза, как тут же возникает огромное количество спекуляций. Приняв к сведению все сказанное выше, мы приходим к мысли, что русский народ формировался на стыке двух цивилизаций – славянской и германо-скандинавской. «Если пшеничное зерно, падши на землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода» (Деян. 17, 19–28; Ин. 12, 19–36). Упав на славянскую почву, варяжское зерно умерло, но «принесло много плода». Это, опять же, гипотеза, но есть лишь один способ проверить ее истинность – эксперимент.