Никарагуа. Hora cero
Шрифт:
В дверях его встретила Женя с радостным воплем: «папа, мы летим домой вместе!». Дело в том, что Кольцов, не имея разрешения Рябова на отпуск, оформлял выездные документы только на жену и дочь. Теперь Юрий Николаевич, (с которым они виделись вчера), позвонил сам и обрадовал Лиду.
И началось! Шофёр ГКЭС приехал только в половине пятого, однако Кольцов всё успел сделать: получить авиабилеты в «Аэрофлоте» (благодаря предварительной договорённости), деньги в ГКЭС и свой паспорт в консульстве. Рябова он не видел, но поговорил с Барсуковым, который был очень недоволен его отъездом, но, похоже, уже «остыл». Вечером Сергей с Лидой отправились в кино смотреть «Декамерон» Пазолини. В это время женщины дома выясняли отношения между собой.
Суббота была для Кольцова напряжённым днём. Лида укатила с Крашенинниковыми
Последние новости: Советская сторона на пресс–конференции заявила об окончательном отказе от участия в Олимпийских играх. Председатель Международного Олимпийского комитета Хуан Антонио Самаранч, после встречи с Рейганом, отправился в Москву. Жена Сахарова (Елена Боннэр) попросила посольство США в Москве политического убежища. Генсек КП Китая объявил о необходимости «самостоятельной» (от КПСС) компартии.
20 мая — воскресенье. День проводов начался с последних сборов. Затем Кольцовы заехали к Ренсо и Марго, у них дома уже были Ломбардо и Хулия. Пообедали. Всем было не очень весело. Ребята загрустили. Марго плакала. Она уже знала, что Лида из отпуска не вернётся, и они больше не увидятся. Домой Кольцовы вернулись рано. На «прощальном ужине» в доме присутствовали только Ромашины, Бек с женой и Нелли. Остальные во главе с четой Орловых уехали на матч по баскетболу. Потом, когда они вернулись, все сидели на крыше поздно, но песен не пели. А у Сергея впервые за многие последние дни было отличное настроение! Завтра они улетают!
В понедельник в аэропорт Кольцовых отвёз Крашенинников (с Лилей), с которым Сергей посидел в баре. Поговорили о делах незначительных, обменялись адресами. Вартан приехал в последний момент (по должности), прощание с ним было сухо.
В 11 часов самолёт поднялся в воздух и взял курс на Москву…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Июль — август. Встречи и проводы
Отпуск Кольцов провёл дома. На четыре дня всей семьёй отправились в круиз на т/х «Ломоносов» по Онежскому и Ладожскому озёрам, посетив острова Валаам и Кижи. Единственное приятное воспоминание. Поездка Кольцова в Ленинград и разговоры в Москве об его «перспективах» ничего не дали. Лида приехала в Москву провожать Сергея, так как было решено, что он на этот раз летит один. Дочери надо было идти в школу, сына забрали из интерната, где оставлять его больше было нельзя. Отстояв теперь большую очередь в авиакассах на Фрунзенской набережной, всё–таки билеты на ближайший рейс купить не удалось. Пришлось проторчать в Москве двенадцать дней, которые прошли в суете, во встречах с родственниками и друзьями.
В самолёте Кольцов летел в I классе вместе с «проверяющими» Кондратьевым (из Минвуза) и Унароковым (из ГКЭС). В Шенноне он попытался угостить Кондратьева «портером». Но, узнав, сколько стоит бокал тёмного пива (1,5$), тот в панике оставил нетронутый бокал на столе…
В аэропорту Манагуа их встречали Матвиенко (из ГКЭС) и Вартан Мирзоян. От них Сергей узнал новости. В его отсутствие состоялся партийный «разбор» преподавателей–общественников. Затем на партактиве Петухов критиковал Кольцова (заочно) и Орлова за «менторский тон» общения. Затем этот вопрос обсуждался на парткоме. По слухам, причина всему — два доноса на Кольцова, поступившие из посольств ГДР и Кубы (Химена и Луис?!). Однако его представления в ГКЭС и в посольстве прошли нормально.
Из других новостей: в группе формируется антимирзояновская коалиция во главе с Тюхтей. В Союз вернулись Колтун и Селинский (математик из Ленинграда, проработавший здесь всего год). Встретившись вечером с приехавшими Ренсо и Ломбардо, Сергей узнал, что «его» машина продана. Ломбардо отдал ему деньги, но явно этим не был доволен. Он тоже собирался на Кубу!
В стране шло выдвижение кандидатов на президентские выборы.
В Департаменте «триумфальной встречи» Кольцова не было. День прошёл в разговорах. Его ребята Марио Гутьерес, Элиза Аревало и другие (всего шесть человек) уезжают на учёбу в Союз и на Кубу. Генри Сентено уходит в МВД. На секции философии — «брожение», двое преподавателей уходят из университета. Кто будет работать? На кафедре не оставалось почти никого. По «научной работе» ничего не было сделано. Обедал с Колей Максаковым и другими «коллегами» в ресторане близ Института кино, говорили о «коалиции», мнения о её шансах разные. После работы в ГКЭС состоялся разговор с Рябовым о работе в студенческих группах. Юрий Николаевич познакомил его с новым экономическим советником.
Дома он попал за праздничный стол. Тюхти отмечали юбилей свадьбы. Было очень шумно и единодушно (?). Женщины дома снабдили Сергея продуктами на первое время. Но на его призыв вернуть ему бутылки, никто не откликнулся. Дело в том, что у каждой семьи был ящик пустых бутылок, без которых (на обмен) приобрести воду (и пиво) в магазине было невозможно. Этот запас считался неприкосновенным, но на этот раз его бесцеремонно растащили.
На следующий день на работу не поехали все в связи с тем, что студенты были привлечены к регистрации избирателей. Утром Кольцов занимался уборкой своей комнаты, стирал, сходил за продуктами в «супермаркет». Потом позвонил и заехал Чукавин, и они пообедали вместе в «Rondo». Виктор Петрович привёз красивый двухкассетник «Charp» и объяснил, что перед отъездом против него затевается «разборка», в том числе и по поводу превышения «лимита» вывоза «техники» (по «панамской квоте»). Сергей взял у него магнитофон и попросил узнать о «письмах–доносах».
Реакция последовала незамедлительно. На другой день вечером Кольцова вызвал в посольство Барсуков под предлогом обсуждения вопроса о «партактиве», но его «перехватил» Шохин (консул), который «доверительно» посоветовал вернуть магнитофон Чукавину («мы, всё равно не дадим Вам возможности его вывезти»). С Барсуковым эта тема не затрагивалась, но Сергею было ясно, от кого исходила инициатива.
Кольцов позвонил Чукавину и они вновь встретились. Посидели в ресторане «Tiscapa». Виктор Петрович сообщил ему, что история с «письмами» была блефом для очередной попытки Рябова поставить на место «общественников», посол — «в курсе», и Сергей может работать спокойно. Сергей рассказал ему о «беседе» с Шохиным и сказал, что он не намерен поддаваться шантажу. Чукавин заверил его, что ему нечего «бояться», но Сергей понимал, что его упрямство окончательно испортит отношения с новым секретарём парткома. Правда, по слухам, Барсуков вскоре уезжал в отпуск.
Вечером в дом «Bolonia» приехали Кондратьев и Рябов, которые провели собрание в «профилактическом стиле». Затем состоялась неофициальная часть встречи, пили много, были танцы и песни. Закончили заполночь.
Так первая неделя после возвращения Кольцова прошла с достаточными впечатлениями. В воскресенье всем домом смотрели по ТВ открытие Олимпийских игр в Лос — Анжелесе (140 делегаций). Вечером Кольцов сам смотрел по ТВ несколько фильмов и концерт «Variedades».
Преподаватели сидели по домам, делать было нечего. Орлов провёл домовое собрание вновь по «половому» вопросу. Инициативу перехватила «оппозиция» (Тюхтя и др.) и принят был её вариант. Так что «единодушие» продолжалось недолго. Вечером неожиданно для Сергея позвонила Лиля Крашенинникова (?) узнать, «как дела» у её подруги Лиды и когда она «приедет». Сергей её очень огорчил, сообщив, что приезд его жены на этот год не планируется «по семейным обстоятельствам».
На день Санто — Доминго — покровителя Манагуа — шёл хороший «aguacero».(тропический ливень). Сергей пообедал в «Ronda» и затем посмотрел в кинотеатре «Cabrera» американский фильм «Эвита Перон» (о жене аргентинского диктатора Перрона, женщине, поднявшейся из провинциальной актрисы до вице–президента страны). Вечером приехал Ренсо (Марго теперь уклонялась от «домашних» встреч из–за отсутствия Лиды), и они говорили о перспективах сандинистов на выборах. Подтвердилось, что Луис и Химена явились инициаторами доносов на Кольцова, которые всё–таки были направлены в кубинское и немецкое посольства. Но, похоже, официально они так и не были переданы в советское посольство (но Рябов, каким–то образом, о них узнал).