Никодимово озеро
Шрифт:
— Я, мам, сейчас в Никодимовну поеду...
— Ты что?.. — всполошилась Анастасия Владимировна. — Едва-едва Валентину успокоила. Не надо ее трогать сейчас, пусть сама как знает. Подожди малость. Тут, кажется, дотемна не выбраться...
— Ладно... — сказала Алена. Договорить она не успела — от калитки послышались голоса Галины и тетки Валентины Макаровны.
Должно, в саду, — сказала Лешкина мать. Анастасия Владимировна метнулась по лужайке с явным намерением исчезнуть.
— Чего ты, мам? — сердито спросила Алена. —
Что-то виновато пробормотав, Анастасия Владимировна выпрямилась, подняла голову и королевой прошествовала мимо Галины к дому. Та, правда, не среагировала на это: увидела Алену и заторопилась к ней.
— Где ты была?!
— Тут, — сказала Алена.
— Мы заходили...
Опять щурясь на солнце, так что в ресницах засверкала радуга, Алена кивнула в ответ.
— Я слышала. Не захотелось отзываться.
Галину передернуло. Гримаса неприязни перекосила губы.
— Чего ты так?
— Да ничего, — сказала Алена. — Просто. Чего ты хочешь?
— Поговорить...
— Вам же надо Сережку, не меня... — Алена устало вздохнула.
— Сергей уважает тебя, и ты можешь помочь. Где он?
— Не знаю, — сказала Алена. Галина внимательно присмотрелась к ней, поверила и оглянулась по сторонам, ища, где бы устроиться. Алена показала ей на траву рядом: — Садись!
Та снова оглянулась по сторонам и, поджав ноги, опустилась на траву спиной к беседке. Сарафан поднялся при этом, высоко обнажив ноги, и стало видно, что кожа у нее до самых бедер одинаково ровного, коричневого цвета.
— Где ты загорала? — спросила Алена.
— В лесу, на озере! — удивилась Галина.
— Без купальника?
Галина фыркнула.
— В деревне да не позагорать как хочется!
Опустив глаза, Алена невольно посмотрела на свои руки, зимой и летом белые, как у последней неженки.
— Я, Оля, к тебе, потому что рассчитываю на твою порядочность, — издалека начала Галина. — Я сейчас только на тебя надеюсь. Больше мне не с кем поговорить откровенно.
— Откровенно? — переспросила Алена. — Да ты же все время врешь. И сейчас будешь врать, хотя я не знаю что.
Галина выпрямилась около беседки, еще теснее поджала под себя ноги.
— Оля, так разговора, конечно, не получится...
— А о чем нам говорить? — снова перебила Алена. — Зачем мне твоя откровенность, Галя? Сама подумай. У нас нет ничего общего.
— Так получилось, что есть! — Галина начала нервничать. — Если бы я знала все наперед — я бы за километр обошла Лешку.
— Это было бы лучше, — согласилась Алена.
Галина вспыхнула.
— Он уже давно надоел мне, к твоему сведению!
— Зачем же ты столько тянула с ним? — спросила Алена. — Или тебе надо было вертеть им как дурачком для каких-то целей?
— Для каких целей?.. — насторожилась, но не растерялась Галина.
— Для ваших целей, — уточнила Алена. — Каких — я не знаю. Но он
Галина молитвенно сложила на груди руки. В этой позе она могла бы позировать для портрета какой-нибудь святой или раскаявшейся грешницы, если это не одно и то же.
— Оля! Как ты плохо думаешь обо мне! Я только сегодня узнала, что около меня творились какие-то темные делишки! Только сегодня, понимаешь?! Я умоляю тебя, поверь! Умоляю! — повторила она.
— Врешь ты все, — равнодушно повторила Алена.
— Не вру, Оля! Честное слово! Я пришла в ужас, когда узнала сегодня! Мною крутили, как маленькой!
— Знаешь, Галя, если бы я запоминала все варианты, что ты говоришь о себе, о Лешке, о других — это такая куча! Но мне, даю тебе слово, противно копаться в ней. Мне все противно — вся эта поездка сюда. Может, вся моя жизнь от этого переломалась. Я бы с удовольствием никогда не видела вас! Но как ты быстро врешь! Прямо через каждую минуту!.. — Она с любопытством оглядела Галину, которая хоть и несколько расслабилась, но продолжала сидеть в молитвенной позе. — И знаешь, мне начинает казаться, что ты сама веришь тому, что говоришь. Этого я совсем не пойму! Веришь, да?
— Я совсем запуталась, Оля! — сказала Галина упавшим голосом. — Но как-то же надо выбраться из этого!
Алена посмотрела сквозь ресницы на солнце. В груди нарастала непривычная жестокость.
— Я не знаю, как тебе выбраться. Я знаю только, что в усадьбе погибли люди.
Галина сникла, испуганно глядя на Алену, машинально погладила загорелую коленку.
— Откуда ты знаешь это?
— Знаю.
— Но ты веришь, Оля, что Костя, Лешка, тем более я, ни при чем здесь?! — почти выкрикнула Галина.
— Ничего я больше не знаю, — сказала Алена. — Мне и этого — через макушку.
Галина разволновалась, как недавно Лешка, забеспокоилась, заспешила.
— Даже самые безжалостные люди, Оля, когда решается чья-то судьба, входят в чужое положение! А ты пойми... Ты же добрая! Пойми, что мы тут ни при чем! Понимаешь? Но так сложилось все, что может быть очень плохо! Я, конечно, легкомысленная! Я никогда не задумывалась, как жить! Легко жила, весело, никому я вреда не делала, Оля! Если бы можно вернуть все это, забыть, — мне бы этого урока на всю жизнь! — Она заплакала.
— А бабушке Татьяне? — спросила Алена. — А тому, кто еще там был, — им тоже хватит урока?
Галина уставилась на нее, понимая и не понимая. Слезы стекали по ее щекам на подбородок и капали на обнаженные ноги. Она бессознательно растирала их на загорелой коже.
— Но ведь они, Оля... Если бы это от меня зависело, если бы можно отдать им половину своей жизни, я бы отдала! Но их не вернуть, им это уже все равно. А зачем ломать другие жизни?!
— Здорово... — сказала Алена. — Ты знаешь: мне стало аж страшно — до чего ты правильно все рассудила.