Никогда не поздно
Шрифт:
— Я даже сосчитать не могу, сколько раз за эту ночь я удостаивала тебя своим вниманием. Но я, как всегда, готова подчиниться.
Сказав это, она лизнула впадину в его ключице. На вкус кожа Гидеона оказалась чуть солоноватой.
— Не такой уж я сатир, каким ты меня себе представляешь, нимфоманка ты эдакая, — со смехом ответил Гидеон и откинулся назад, увлекая ее за собой. Затем он покровительственным жестом положил ее голову себе на плечо. — Ты до сих пор не поняла, что я — страшно чувствительный парень. И между прочим, помимо физических, у меня существуют еще и духовные
— Вот этого я как раз и не заметила, — насмешливо ответила Серена, лениво перебирая пальцами курчавые завитки волос на его груди. Эти волосы были выжжены солнцем — так же, как и упрямый вихор на его голове. — Согласись, если этой ночью ты что-либо и демонстрировал, то уж никак не свою тонкую душевную конституцию. С моей стороны было вполне естественно предположить, что ты снова хочешь того же самого. — Серена приподнялась на локте и посмотрела на Гидеона сверху вниз, а ее волосы шелковым покровом упали на его грудь. — Так или иначе, обуздай ненадолго свою чувствительную душу. Я жду, затаив дыхание.
Внезапно Серена заметила, что в его взгляде промелькнуло разочарование, и поняла, что он не шутил. В мгновение ока она словно отрезвела и мягко сказала:
— Скажи мне, что тебя тревожит. Он тряхнул головой.
— Я не склонен к мелодраматическим эффектам. Единственное, что мне хотелось, это увидеть, как ты просыпаешься рядом со мной, и держать тебя в своих объятиях, вот и все.
Серена почувствовала, как у нее сжалось сердце. Она опустила голову ему на плечо, до самой глубины души тронутая простыми словами Гидеона. Каждая мелочь вокруг нее вдруг наполнилась особым смыслом — ажурный потолок над их головами, отблеск толстых оконных стекол на полу, мерцание медного светильника в изголовье постели, который Гидеон включил после того, как они вернулись с озера. Здесь. Сейчас. Суждено ли ей хоть когда-нибудь еще испытать подобное блаженство?
Пальцы Гидеона перебирали мягкие волосы на ее виске, а его голос негромко рокотал возле ее уха подобно звуку океанского прилива:
— Знаешь, когда я был подростком и болтался с одного места на другое, у меня была мечта: иметь что-то свое. Что-то прекрасное и неизменное, которое останется моим, пусть даже весь мир перевернется. — Его палец прикоснулся к уголку ее губы и обвел ее контур. — Насколько я помню, это причиняло мне невыносимую боль. Я был страшно ревнив. Я ревновал даже своих друзей, мечтая стать для них всем. — Губы Гидеона ласково прикоснулись к ее лбу. — Со временем я усвоил горький урок, который заключался в следующем: чем сильнее я стремился привязать к себе того или иного человека, тем сильнее я отталкивал его от себя. Нельзя заставить людей насильно открыть для тебя их души и сердца. Ты не можешь ворваться в их жизнь незваным гостем.
Голос Гидеона дрогнул. Он ненадолго замолчал.
— К чему я все это говорю? Я хочу, чтобы ты знала: если я начну давить на тебя, требовать от тебя того, чего ты не хочешь, ты имеешь полное право без малейших угрызений совести послать меня к чертовой матери. Ты была совершенно права, называя меня бульдозером. — Пальцы Гидеона прикоснулись к ресницам Серены, на которых
Каждый вдох причинял ей боль, а ее руки сцепились за его спиной с такой силой, что стали ныть мышцы. Ей было жаль его до слез. Она жалела его за бесприютное детство, за боль и одиночество, выпавшие на его долю, которые, впрочем, не помешали ему стать честным и чутким человеком.
По щекам Серены текли слезы. Одна из них упала ему на плечо, и тело Гидеона напряглось. Он поднял голову и заглянул ей в глаза.
— Эй, что за слезы? Что оплакиваем?
— Да так, ничего. Я просто подумала, что не так уж и плохо иметь рядом с собой бульдозер.
Он пытливо смотрел ей в лицо.
— Навсегда?
Серена замерла, ощутив, как внутри ее поднимается волна страха. Но это же безумие! Гидеон — самый лучший мужчина на свете, почему же она боится сказать короткое «да»?
На его лицо набежало облачко разочарования.
— Хорошо, не надо. Сейчас слова ни к чему. Так или иначе, то, что случилось этой ночью, уже является своего рода обещанием. Не будем торопиться.
«Вот это правильно», — сонно подумала Серена.
Они еще долго лежали, прижавшись друг к другу, и вскоре руки Гидеона расслабились, и его объятия превратились для Серены всего лишь в удобное и надежное убежище, в котором она могла укрыться от всего остального мира.
Она уже почти спала, когда над ее ухом прозвучал голос Гидеона, произнесший словно клятву:
— Но если когда-нибудь ты все же сумеешь заставить себя произнести слово «навсегда», я позабочусь о том, чтобы ты никогда об этом не пожалела. Ни на секунду.
Глава 4
— Не двигайся! — велела Серена. Карандаш в ее руке провел на бумаге плавную линию, обозначившую контур его мускулистого бедра.
— Как у меня может что-либо получиться, если ты постоянно дергаешься?
— Мне холодно, — пожаловался Гидеон. Он лениво потянулся, отчего заиграли мускулы на его теле, а затем вновь принял позу, которой требовала от него Серена. — Ты ведь не можешь требовать от мужчины, чтобы он позировал тебе голышом и при этом не покрывался гусиной кожей, правда, дорогая?
— Гусиная кожа в такую жару? Хм! Да сейчас не меньше двадцати пяти градусов, — без тени жалости ответствовала она, думая о том, что водопад на заднем плане придется весьма кстати и добавит рисунку эдакой экспрессии. — Если бы ты не был таким загорелым, я бы, наверное, беспокоилась о том, как бы ты не обгорел на солнце.
Гидеон подумал и сказал:
— В таком случае я, вероятно, слишком застенчив, чтобы позировать обнаженным. — Серена насмешливо фыркнула, а Гидеон с наигранным возмущением продолжал: — Сначала ты надругалась над моим прекрасным телом, а теперь используешь мою неописуемую красоту в качестве натуры для того, чтобы создавать похабные картинки.