Никогда не сдаваться! Лучшие речи Черчилля
Шрифт:
Канцлер казначейства, помнится, отметил, что подписанное соглашение впервые заставило герра Гитлера отступить – кажется, именно так он выразился, – пускай и буквально на дюйм. Думаю, вряд ли имеет смысл сейчас после и без того весьма продолжительных дебатов тратить время на поиск коренных различий между договоренностями, достигнутыми в Берхтесгадене, Годесберге и Мюнхене, и выяснять конкретные преимущества нынешнего договора. С позволения членов палаты, я хотел бы проиллюстрировать суть сложившейся ситуации с помощью очень простой метафоры. Сначала на нас наставили пистолет и потребовали фунт. Когда мы его отдали, у нас потребовали еще два фунта, по-прежнему держа нас на мушке. Потом злоумышленник вдруг пошел на уступки и согласился удовольствоваться 1 фунтом 17 шиллингами и 6 пенсами при условии, что за остальную часть причитающегося мы поклянемся никогда не враждовать с ним в будущем.
Теперь я подхожу к вопросу, о котором мне только что напомнили уважаемые члены палаты, – вопросу о сохранении мира. Действительно, на всей планете трудно отыскать более бескомпромиссного и непреклонного борца за мир, чем наш премьер-министр. Вряд ли кто-либо станет это отрицать. Воистину никто и никогда не
Чего стоит сражение, накануне которого один из противников заранее готов сдаться? Знакомясь с условиями Мюнхенского соглашения, час за часом наблюдая за происходящим в Чехословакии, видя если не одобрение, то по крайней мере терпеливое смирение в отношении всего происходящего со стороны членов парламента, наконец, слушая выступления канцлера казначейства, силящегося убедить нас в том, что иного выбора не было и мы поступили правильно, все, кто сидит по эту сторону палаты общин, включая многих членов парламента от Консервативной партии, рьяно защищающих национальные интересы, ясно осознают, что на самом деле для нас ставки вовсе не были так уж высоки. «Так к чему же тогда вся эта бешеная суета?» – спросите вы.
Решение принимали члены британского и французского правительства. Нам важно осознать, что британское правительство не могло и не должно было решать этот вопрос в одиночку. Я искренне рад, что в ходе дебатов по этому поводу все парламентарии дружно пресекали пустые упреки и всячески стремились не допустить роста взаимного недоверия, – однако при этом мы также должны осознать, что итоговое решение о подписании договора не исходило от британского или французского правительства – это было их общее решение, и потому обе наши страны вместе должны нести за него ответственность. Когда оно было принято – вы можете считать его мудрым, глупым, предусмотрительным или недальновидным, каким угодно, – так вот, как только мы отказались от защиты Чехословакии, не будучи готовы к открытому военному противостоянию с Германией, то по существу могли бы не приводить в действие весь этот громоздкий антикризисный механизм, ограничившись урегулированием этого вопроса по обычным каналам, причем сделать это нужно было еще летом. Мне кажется, нам не стоит об этом забывать.
Нас просят проголосовать за это предложение [ «в доказательство того, что палата одобряет политику правительства Его Величества, позволившую разрешить недавний кризис и не допустить войны, и всячески поддерживает миротворческие усилия руководства страны»], которое было вынесено на обсуждение в официальном порядке. При этом нельзя не признать, что само предложение сформулировано таким образом, что с ним довольно трудно спорить, впрочем, как и с предложенной оппозицией поправкой. Но лично я не могу согласиться с теми шагами, которые были предприняты, и, следуя примеру канцлера казначейства, который столь умело изложил свое видение данной ситуации, я попробую, с вашего разрешения, взглянуть на нее с несколько иной стороны. Я всегда придерживался того мнения, что сохранить мир можно только с помощью политики сдерживания агрессора, сочетающейся с искренним желанием идти на уступки ради устранения несправедливости. Как и в большинстве других знаменитых битв, определивших судьбы мира, герр Гитлер в очередной раз одержал победу с самым минимальным перевесом. После захвата Австрии в марте мы уделили внимание этой проблеме в ходе наших дебатов. Я тогда взял на себя смелость обратиться к правительству с призывом сделать следующий шаг, на который не решился премьер-министр, и вместе с Францией и другими крупными державами взять на себя обязательства по обеспечению безопасности Чехословакии, пока комиссия Лиги Наций или какой-либо другой незаинтересованный орган будет рассматривать судьбу Судетской области, и я до сих пор убежден, что если бы это было сделано, то мы бы не оказались в той катастрофической ситуации, в которой мы находимся сейчас. Я полностью согласен с моим достопочтенным другом, членом парламента от Спарбрука (господином Эмери), который сказал по этому случаю следующее (я даже точно помню его слова): «Сделайте хоть что-нибудь определенное: либо скажите, что вас данный вопрос в принципе не интересует, либо предпримите необходимые шаги и гарантируйте этой стране максимальную безопасность».
Если бы летом Франция и Великобритания выступили сообща, особенно при условии поддержания союзнических отношений с Россией (чего они, разумеется, не сделали), то они смогли бы использовать свой авторитет, который у них тогда еще был, чтобы повлиять на многочисленные маленькие государства Европы, и, я думаю, они бы даже сумели склонить на свою сторону Польшу. Совместные действия такого рода, предпринятые в тот момент, когда германский диктатор раздумывал, стоит ли ему затевать новую авантюру, как мне представляется, придали бы уверенности тем оппозиционным силам в Германии, которые хотели разубедить диктатора в необходимости дальнейших провокаций и предотвратить очередную агрессию. Эти разнородные силы включали в себя, в частности, военных, которые заявляли о неготовности Германии к мировому противостоянию, а также огромную часть гражданского населения, придерживающуюся умеренных взглядов и испытывающую страх перед войной, – я полагаю, что некоторая часть оппозиции до сих пор имеет определенное влияние на германское правительство. Своими слаженными действиями мы могли бы оказать поддержку растерянным и беспомощным немцам в их страстном стремлении к миру, которое они разделяют со своими братьями-британцами и французами и которое, как нам всем только что напомнили, нашло свое выражение в искренних проявлениях радости (столь редких в наше суровое время) по поводу визита нашего премьер-министра в Мюнхен.
Местная оппозиция, заручившись дружной поддержкой больших и малых держав, совместно отстаивающих принципы законности и правопорядка в урегулировании возникающих конфликтных ситуаций, вполне могла бы добиться своего. Конечно, никто не поручится за то, что в итоге международные миротворческие действия подобного рода увенчались бы успехом. (Пауза.) Излагая свои аргументы, я пытаюсь быть предельно честным перед членами палаты. Так вот, лично я считаю несправедливым обвинять тех, кто настаивал на необходимости совместного противодействия агрессору, в том, что они якобы хотели поскорее разжечь пожар войны. Ведь помимо смиренного подчинения воле диктатора и немедленного вступления в вооруженный конфликт с ним у нас в запасе был еще один возможный сценарий дальнейших действий, который давал надежду не только на мир, но и на справедливость. Для этого Британии следовало заранее и напрямую заявить о своем намерении совместно с другими государствами встать на защиту Чехословакии в случае неспровоцированной агрессии против этой страны. Однако правительство Его Величества отказалось от подобных внешнеполитических обязательств тогда, когда это могло исправить ситуацию, а потом, когда оно передумало, было уже слишком поздно. Нынче руководство нашего государства без устали твердит о готовности выполнить свой союзнический долг в будущем, только вот что толку?
Все кончено. Всеми покинутая и окончательно сломленная Чехословакия безмолвно и печально погружается во тьму. В течение многих лет эта страна была членом Лиги Наций и самым тщательным образом выполняла все условия соглашений с прочими западными демократиями, а в результате заплатила за свою честность и преданность ужасными страданиями. Особенно пагубны для нее оказались отношения с Францией, чьи указания она так долго выполняла и чей политический курс так планомерно поддерживала. Те самые меры, которые правительство Его Величества приняло в рамках англо-французского соглашения якобы для максимального соблюдения интересов Чехословакии, лишь ухудшили ситуацию: настояв на прямой передаче Германии территорий, где более половины населения составляют немцы, без предварительного проведения референдума, наши политики лишили права голоса жителей весьма обширных районов, которые тут же подверглись беспощадному и самовольному переделу. Стоит также отметить, что те муниципальные выборы, результаты которых были взяты за основу при отчуждении регионов с преимущественно немецким населением, были посвящены вопросам, не имеющим ничего общего с вопросом о присоединении к Германии. Когда я встречался с герром Генлейном, он заверил меня, что жители этой области вовсе не хотели отделения от Чехословакии: они лишь стремились к самоуправлению и просили предоставить им возможность заявить о себе в рамках единого государства. Вряд ли кто-нибудь посмеет сказать, что условия этого международного договора, предусматривающие, с одной стороны, отмену референдума в ряде регионов, где его планировалось провести на тех же условиях, что и в Саарской области, и, с другой стороны, прямую передачу Германии территорий, население которых более чем наполовину состоит из немцев, хотя бы в малейшей степени обеспечивают право наций на самоопределение. В данном контексте эти слова звучат неуместно и даже смешно.
Мы, британцы, как и граждане других либерально-демократических стран, имеем возможность сколько угодно рассуждать о правах на самоопределение и свободное волеизъявление, но как же нелепо звучат подобные фразы из уст представителей тоталитарных государств, где процветает жестокость и нетерпимость в отношении людей любых других национальностей и вероисповеданий. Однако с какой бы стороны мы ни рассматривали этот вопрос, население данного конкретного региона, который сейчас должен быть передан Германии, никогда не проявляло особого желания перейти под власть нацистов. Я думаю, что даже сейчас – если бы хоть кто-нибудь поинтересовался мнением самих жителей Судетской области – они бы вряд ли согласились на это.
Что в итоге сталось с Чехословакией? Политическая жизнь в стране замерла, ее финансово-экономическая система оказалась полностью парализована. В результате разделения территорий пострадал банковский сектор, была нарушена целостность системы железных дорог, закрыты многие промышленные предприятия. Но самым большим испытанием стала массовая миграция населения. Шахтеры Судетской области, чехи по национальности, веками жившие со своими семьями на этой территории, оказались вынуждены переезжать в те части страны, где почти нет шахт, а значит, нет работы. Такая вот грустная история. В этой связи вчера мне было неприятно слышать речь министра транспорта, который изволил шутить, сравнивая Чехословакию с Шалтаем-Болтаем, который разбился, так что теперь его невозможно собрать. Глядя на страдания и беды, которые постигли эту республику, британцы должны испытывать сочувствие и даже возмущение. Всем нам следует помнить, что это еще не конец. Ситуация может измениться в любой момент. Стоит герру Геббельсу получить приказ возобновить свою клеветническую и лживую пропаганду, как тут же будет спровоцировано новое столкновение; и если оно произойдет, как мы остановим захватчика сейчас, когда линия укреплений давно нами оставлена? [Пауза.] Это слишком серьезный вопрос, чтобы рассматривать его поверхностно. Очевидно, в настоящее время мы не имеем возможности хоть чем-то помочь пострадавшей стороне, за исключением той финансовой поддержки, которую, как все знают, наше правительство, к счастью, смогло оперативно ей предоставить.