Никогда не смотри через левое плечо
Шрифт:
Часть первая
Эта история не имеет своего географического адреса на Земле. Как не имеет она национального окраса или каких-либо указаний на определенное государство, город или улицу. Потому что произойти она могла бы в любом государстве, где существует масса людей, именуемая размытым понятием «средний класс». А когда интересы, доходы устремления и прочие детали, отличающие нас от животных, усреднены, то усредняются и другие признаки. Неизменным остается только язык, но для нас с вами сейчас существует один язык общения – русский. Когда этот роман переведут на другие языки, его точно так же станут читать усредненные читатели других стран. И разве из-за этого они изменятся? Так что остановимся на том, что средний
Наверное, по этой самой причине каждая средняя семья в первую очередь мечтает о собственном доме, а уж потом… об автомобиле, другом доме и третьем… Но, не станем заглядывать в такую даль.
В тот день Леонид Карми (в последствии мы будем называть его просто Ленни, как звала его жена) пришел домой в приподнятом настроении.
– Друзья, – закричал он с порога, подразумевая под этим словом свою жену Александру, которую все называли просто Алекс, несовершеннолетнего сына Филиппа и дочь Магги, пребывающую в счастливом возрасте младенца, у которого еще не прорезались зубы. – Друзья, товарищи, дорогие и близкие…
Вообще-то, так уж кричать необходимости не было, потому что съемная квартира состояла всего из двух комнат и кухни, и от порога просматривалась насквозь.
– Друзья, – снова начал отец семейства.
– Да, па, – отозвался Филипп, не отрывая глаз от монитора. – Что случилось, па?
Из спальни высунулась Алекс.
– Елизавета Карми скончалась, – торжественно объявил Лени. – Почила в бозе!
– Какое горе, – ответила Алекс, и уголки ее рта поползли вниз. – А кто такая эта Елизавета Карми?
– Да, горе, – счастливым голосом ответил ее муж. – Она сестра моего деда. Я, правда, думал, что ее уже давно нет в живых. Но ошибался. Скончалась на девяносто восьмом году жизни. Хотя дело не в этом… Понимаете, друзья, бабка была богата, богата сказочно. Вот, я получил письмо от ее душеприказчика, – он помахал в воздухе конвертом, – и завтра мы все едем на похороны. Радость-то… то есть да, горе… Невосполнимая утрата.
– А где она жила? – поинтересовался Фил без всякого энтузиазма. – Если далеко, то, может, не поедем ни на какие похороны?
– Жила она в Барнеби, в своем доме. Кажется, это у моря. Но я уточню. И еще – мы единственные ее родственники, так что ехать необходимо.
– Ну, пааа…– взвыл отпрыск, – какое мне дело до старухи, которую даже ты не знал.
– Да, – подтвердила Алекс, – мне и надеть нечего.
– Можно подумать, что у тебя мало черных платьев, – огрызнулся муж.
Черные платья всегда были в семье поводом для раздоров. Леонид желал видеть жену в ярких, блестящих одеждах, а она упорно покупала себе наряды черного или серого цвета, лишь изредка позволяя цветную деталь какого-нибудь тусклого невыразительного оттенка. Когда-то кто-то ей сказал, что такие цвета называются «благородными». Да уж, очень благородно – нацепить черное платье и повязать шею шарфиком цвета… «козявок из носа», как однажды сын охарактеризовал какой-то бантик на ее платье. В точку. В глубине души отец был с ним абсолютно согласен.
– Ленни, – сказала Алекс, – но как мы поедем? Это ужасно далеко.
– Поездом, как все нормальные люди. Выдержите несколько часов, не умрете. Отвези Магги к матери, и давай собираться. Кто знает, что ждет нас за поворотом, – пропел он. – Иногда это судьба.
И как оказалось, он был прав. Судьба, действительно, любит преподносить сюрпризы, и никто не знает, сколько их в ее рукаве.
На кладбище они чуть не опоздали. После мучительных шести часов, проведенных в поезде на жестких скамейках, им еще пришлось выстоять очередь на такси, и потом голодными и запыленными ехать прямо на кладбище. Ни на что другое времени просто не оставалось.
Городок Барнеби насчитывал пару тысяч жителей, то есть был обычным захолустьем. Скопище низеньких домиков словно стекало вниз с пологой горы прямо к самому морю
– Противный город, – подытожила Алекс.
– Да уж, – ответил муж. – Не хотел бы я здесь жить. Хотя, с другой стороны – море рядом. Почему они не развивают туризм?
– Берег плохой, – вступил в разговор водитель. – Одни камни. Приличные пляжи в трех километрах. А тут… только любители дикой природы. Считайте, что это заповедник. А такие вещи ни пользы не приносят, ни денег.
– Печально, – пробормотал Ленни, считавший себя великим экономистом.
С такими невеселыми думами они и добрались до места.
День, как специально, выдался пасмурный. Все небо заволокло какой-то желтоватой мутью, совсем не похожей на тучи, и все вокруг казалось стертым, словно на старинной фотографии, что лишь усиливало усталость и сонливость.
И сейчас, стоя у разверстой могилы, они не могли думать ни о торжественности момента, ни об усопшей, лица которой так и не увидели, потому что к их появлению гроб уже прикрыли крышкой. Хотя сам гроб вызвал у Фила мимолетный интерес. Это был, наверное, шедевр гробовщицкого искусства: темно-коричневая полированная домовина, увитая розами – белыми и красными. Фил так и не понял, из чего же они сделаны, а подойти поближе постеснялся. Цветы выглядели твердыми и блестящими, словно выполненными из тончайшего фарфора. Когда-то он видел такое в музее, но там была посуда, к которой страшно было бы прикоснуться, недаром же все эти чашечки стояли за стеклом и назывались «экспонаты». Но чтобы гроб отделывать такой дороговизной, нужно быть сумасшедшим или безумно богатым, что в понимании Фила было одно и то же. Он многого еще не понимал с высоты своих двенадцати лет, но вот чувство прекрасного было доступно ему больше, чем всем остальным членам семейства Карми. Ведь недаром же он проводил столько времени в Интернете. Вы думаете, что он там беседовал с идиотами? Как бы не так. Фил крутился на одном-единственном форуме – форуме искусствоведов, и был горд этой тайной, о которой не знали родители. А в мессенджере, где он намного увеличил свой возраст и поставил фото бородатого соседа по лестничной клетке, он беседовал с умными мужами, которые даже и не догадывались, что имеют дело всего лишь с мальчишкой. Фил страшно гордился своим двойным существованием – реальным, где он был, по его представлению, пустым местом, учеником седьмого класса, и виртуальным, где старательно лепил свой будущий образ, с которым твердо намеревался слиться воедино во взрослой жизни. Ничего предосудительного в этих мечтах не было, но он почему-то не желал делиться ими даже с отцом. Двойственность его натуры иногда принимала странные формы, и он был уверен, что родители могли бы принять картины великих живописцев за порнографию. По крайней мере, Фил очень этого опасался. В его возрасте это было естественно – считать родителей дураками.
Стоя возле могилы, он крутил головой, рассматривая надгробные камни и статуи ангелов, но отойти не решался. А с каким удовольствием он бы прогулялся по этому старому кладбищу! Наверное, за деревьями могли бы быть и склепы? Он сокрушался, что семейство Карми не имеет своего склепа, а значит, не имеет и долгой истории, или история эта совсем не интересна. «Можно быть очень богатым, но не представлять никакой ценности для истории, – сокрушенно думал он, – и даже не иметь склепа». Словно не бывает склепов, принадлежащих неблагородным семействам, не оставившим в истории никакого следа. Создание склепа в наше время дело лишь денег и фантазии, но предки семьи Карми склепов не строили, а бабушка Елизавета не обладала необходимой фантазией, чтобы восполнить этот пробел.