Никогда не угаснет
Шрифт:
Она выбрасывает из портфеля все свои вещи, краснеет, сердится, чуть ли не плачет:
— Ребята, ну что это такое? Кто взял тетрадку?
А ребята смеются. Тетрадь по обществоведению в её, Инкиной, собственной правой руке. И так на каждом шагу.
Уполномоченный ячейки «Друг детей» должен держать в сохранности членские билеты, собирать взносы и вести ведомость. Вот уже полгода Инка уполномоченная и с обязанностями своими справляется хорошо. По-прежнему теряет она тетради, ручки, носовые платки, одним словом — всё на свете, а членского билета ещё ни
— Что с тобой будет? Куда ты в жизни денешься? — сердится учитель.
Но в ведомостях Инка очень старается. Линии получаются не совсем ровные, но добросовестные.
В парке тихо, ночью шёл дождь, и непросохшие скамейки пусты. Только на одной скамейке, что рядом с голубым павильоном, сидит маленькая, сухонькая старушка. На ней шляпка с вуалью, калоши подвязаны верёвочкой, на руках рваные кружевные перчатки — остаток былого великолепия. Таких старушек в Киеве немало, и все они похожи одна на другую. Почти все одинаково высокомерно щурят глаза, горестно вздыхают, вспоминая о прежнем, и обычно произносят такую фразу: «Это было в мирное время», — то есть до революции.
Они ни за что не скажут: «Пролетарский сад. Первомайский», а только: «Царский, Купеческий». Для них не существует слова «трудшкола», а есть — «гимназия». Они восхищаются всем, что было:
— Ах, какие были пирожные у «Франсуа» на Фундуклеевской… В мирное время… Помните?
— А как играл оркестр в Шато-де-Флер!
И они шипят от злости, когда слышат дальний рокот пионерского барабана, когда видят паренька в ватнике, смело входящего в бывший университет святого Владимира.
Старушка сидит на скамейке и читает книжку. К переплёту прилип влажный кленовый листок. Книжка — старинная, истрёпанная. Инка любит такие. Невольно она задерживает шаг. Старушка, оказывается, читает детскую книжку! И девочка не может побороть любопытства:
— Скажите, пожалуйста, что вы читаете?
Старушка поднимает голову:
— Эта книжка называется «Без семьи» Гектора Мало. Ты её, наверное, не читала.
«А вот и читала! А вот и читала! Ещё тысячу лет назад, когда была во второй группе», — хочет ответить Инка и остаётся стоять с открытым ртом, нелепо расставив руки. Нет больше её портфеля. Это длилось всего лишь миг. Пока она стояла возле старушки, налетел, как вихрь, беспризорник, стукнул девочку кулаком по спине и вырвал из её рук портфель.
— Вот он! Вот он! Лови его! — крикнула старушка. Но где там! Между деревьями мелькнули ватные рваные брюки и тотчас же исчезли. Инка садится на скамейку, беспомощно озираясь вокруг. Медленно припоминает она всё, что лежало в её сумке: два пончика с вареньем. Она собиралась один съесть на первой переменке, другой — на второй. Толстая тетрадь по обществоведению, новенькая тетрадь по математике, пенал без крышки. И вдруг краска бросается Инке в лицо, сердце замирает.
Билеты общества «Друг детей»! И вспомнив об этом, о самом главном, девочка вскакивает с места и начинает громко всхлипывать.
Ну, куда ей идти теперь? В школу? Без учебников и тетрадей? Без членских билетов «ДД»? Нет, нет. Домой? А что ей делать дома? Понуро бредёт Инка по дорожке, наступая на гнилые ветки, сбитые ветром, на груды сухих багряных листьев. Незаметно пересекла она парк и подошла к выходу. Что это? Возле ограды, опершись, стоит беспризорник с её, Инкиным, портфелем в руках. На нём матросская тельняшка, ватные брюки, подпоясанные ремнём и кепка без козырька. Из-под неё падают на лоб грязные, спутанные волосы. Беспризорник жадно ест пончик и смотрит на Инку насмешливыми синими глазами.
— Отдай портфель! — громко сказала Инка. — Отдай сейчас же, это мой портфель.
Беспризорник съел пончик, сел на скамейку под каштаном и засвистал песенку на мотив «Глаза зелёные и жёлтые ботиночки…»
— Я тебе по-хорошему говорю… — повторила Инка.
— Вот не люблю нервных… Ты же видишь, я отдыхаю — подожди трошки… — он снял свою кепку без козырька и прикрыл глаза, делая вид, что спит.
— Подожди!.. Я в школу опаздываю… — Инка сжала кулаки. — Отдай, а то я…
— Мильтона позовёшь?
— Я сама заберу. Думаешь, боюсь тебя? — злые слёзы послышались в Инкином голосе. — Видели мы таких.
— А ну, подойди ближе…
— И подойду. Вот подошла. И стою. А теперь отдай! — грозно и решительно проговорила Инка.
Беспризорник посмотрел на Инку насмешливо и сквозь зубы произнёс:
— Эх ты, Коробочка…
— Кто-о? — У Инки глаза стали круглыми.
— Коробочка. Помещица такая была. Над барахлом своим трусилась… Это из произведения Николая Васильевича Гоголя «Мёртвые души».
— А ты откуда знаешь о Коробочке… и о Гоголе?
— Откуда! Думаешь, ты одна образованная! — рассердился беспризорник. — А ну, проваливай отсюда.
— Слушай… — Инка покраснела и смущённо взглянула на него, — слушай, знаешь что… Бери себе портфель. Всё бери. Пенал, учебники и карандаши цветные. Только билеты отдай мне.
— Какие билеты? — беспризорник тряхнул портфелем, и на землю вывалилось всё его содержимое: учебники, тетради, членские билеты ячейки «Друг детей».
Беспризорник взял один из билетов и пренебрежительно произнёс:
— Черепанов Володя… Тоже называется, «друг детей»! Пять месяцев членских взносов не платил.
— Ладно… Отдай.
Инка молча спрятала билет Вовки Черепка в портфель, а когда подняла голову, то увидела, что беспризорник медленно идёт вдоль ограды.
— Эй ты, послушай…
Он обернулся.
— Давно уркаганишь?
— Хочешь перевоспитать? — Он шмыгнул носом и плюнул так, что плевок, описав в воздухе кривую, перелетел через ограду. — Ничего не получится… Я морально дефективный!