Никогда не угаснет
Шрифт:
У двери кабинета № 8, на которой висела табличка с фамилией «т. Дубовик», Рэм снял шапку, пригладил вихры и постучал.
— Разрешите войти?
— Входите, товарищи! — ответил чей-то густой и как будто знакомый Инке голос. — Входите, пожалуйста.
У стола стоял человек в военной гимнастёрке со шпалой на воротнике. Он улыбался ясной, хорошей улыбкой, а глаза смотрели строго, внимательно.
— Ой! — вскрикнула Инка и зажала рот рукой. Это был тот самый парень, который приходил тогда к «собеседнице бога» Марфе.
Почему он очутился сейчас здесь? Или же, наоборот, зачем оперуполномоченный был тогда
— Ну, рассказывайте, ребята, с чем пришли.
Оперуполномоченный выслушал сначала Веру, потом Стёпку.
— Так ты говоришь, Степан, от ящиков пахло смазочным маслом? — спросил он, лукаво улыбаясь.
— Точно, — подтвердил Стёпка, — у меня нюх хороший.
— Да, нюх у тебя, парень, хороший, ты не ошибся. В ящике было оружие. «Усатый» получил его из Проскурова.
— От кого? — раскрыл глаза Стёпка.
— От другого «усатого», — рассмеялся товарищ Дубовик.
«Эге-ге, — разочарованно подумал Стёпка. — Он и без меня всё знает».
Товарищ Дубовик вынул из ящика стола фотографию и положил её перед Верой. На фотографии рядом с императором Николаем Романовым сидела матушка Екатерина.
— Она? — улыбаясь, спросил оперуполномоченный.
— Она, — удивлённо подтвердила Вера.
— Ловкая тётенька, твоя знакомая — матушка Екатерина, — сказал товарищ Дубовик: — За родную сестру императора Николая выдавала себя. Вместе с подружкой Марфой ходили они по сёлам, продукты на генеральских вдов и офицерских сирот собирали. И всё это отправляли в Китаевский монастырь. А несознательный элемент потворствовал ей. Заговор они замышляли против Советской власти, оружие собирали, зловредной агитацией занимались.
— Где они сейчас? — нетерпеливо спросила Вера.
— Спета их песенка.
Товарищ Дубовик остановил взгляд на Стёпке.
— А ты, парень, что собираешься делать?
— В детдом он пойдёт, — ответила за Стёпку Инка. — Сегодня же.
— Это правильно.
Оперуполномоченный встал и попрощался с каждым из детей за руку:
— Спасибо вам, ребята, за бдительность, за то, что вы доставили нам ценные сведения.
…В тот же день Стёпка в сопровождении членов совета отряда отправился в детдом. Заведующая детдомом Маруся Коваленко сидела в своём кабинете. Димка положил на её стол заявление и, кашлянув в кулак, сказал:
— Прочитайте, пожалуйста, товарищ Маруся.
Товарищ Маруся взяла листок и вполголоса прочитала:
«Мы, пионеры 6-й группы 95-й школы, просим принять в детдом имени III Интернационала беспризорника Степана Голубенко и просим сделать из него честного гражданина нашей Советской республики».
— Это ты Степан Голубенко? — спросила Маруся.
— Я.
— Ну, здравствуй, садись.
Стёпка стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Я тебе предлагаю, — продолжала Маруся, — раньше всего осмотри наше «королевство». Если не понравится, скажешь. Неволить не будем.
— Ему понравится! — вырвалось у Инки.
— Если не понравится, — повторила Маруся, — не скрывай, отпущу на все четыре стороны. Но если уж решишь остаться — тогда навсегда. Ясно?
— Ясно. — Стёпка поднял голову, и взгляд его встретился со спокойным, немного суровым взглядом Маруси.
В тот же день, в сопровождении Фили, председателя совета детдома, Стёпка осмотрел «королевство». Он обошёл дом, сад, заглянул в кузню, постоял перед библиотекой-читальней, на которой висела табличка: «Входить без пальто и шапки, с чисто вымытыми руками». В сапожной мастерской, заваленной обрезками кожи и грудой моделей, сидели, склонившись над колодками, коммунары.
— Буду работать в столярной, — решил Стёпка.
В тот же день, согласно обычаю, он прошёл совет. Стёпка стоял перед членами совета, заложив руки за спину, и коротко, отрывисто отвечал на вопросы. Мальчик прекрасно знал, что все они — плечистый, насмешливый Филька, Вася, Петух, Костя прошли ту же школу жизни, что и он: ездили на буферах, бродяжили по стране, сидели в милиции. Но это было в прошлом. Сейчас отделяла их от Стёпки новая, сознательная жизнь.
— Выкладывай всё начистоту! — сказал Филя.
Стёпка пожал плечами. Он не знал, что именно нужно выкладывать.
— Кто ты? — не спуская с него пытливого взгляда, спрашивал Филя. — Глот?
Стёпка покачал головой.
— Шармач?
— Не-е… Я — сявка, — скромно признался мальчик.
— Ещё говори, — продолжал Филя, — что у тебя требуется искоренить?
Стёпка задумался. Никогда ещё такие сложные психологические вопросы перед ним не возникали. Никогда он не думал над тем, что должен искоренить.
— Ну, говори, — нетерпеливо повторил Филя.
— В карты играешь?
— Не-е.
— Пьёшь?
— Не…
— Ангел, — рассмеялся, сверкнув золотым зубом. Костя, — Может быть, ты и не куришь?
Стёпка утвердительно кивнул головой.
— Курю.
— Избавляйся. И насчёт ругани, тоже того… Избавляйся. У нас запрещается, понял?
На этом, собственно, можно было закончить приём. Но председатель задал педагогический вопрос, вопрос в упор.
— Цель твоей жизни?
«Цель твоей жизни?» — повторил в мыслях три этих коротких слова Стёпка. Какая же цель твоей жизни, бывший «сявка», мелкий воришка и бродяга? Думал ли ты когда-нибудь над этим вопросом? Верил ли в то, что в новой жизни и у тебя будет достойное место? Верил, думал…
— Цель жизни… — тихо проговорил Стёпка и улыбнулся, — море!
— Капитаном хошь быть? — заинтересовался Костя.
— Не-е, штурманом… Штурманом дальнего плавания.
— Есть предложение в детдом принять, взять на выдержку, — объявил Филя. — Голосую: кто за?
Пять рук поднялось вверх.
Так детдом имени III Интернационала пополнился ещё одним воспитанником.
Зеленый шум, весенний шум
Зима взмахнула белыми крыльями и улетела. И как-то незаметно наступила весна. Небо больше не хмурилось, а плыло над городом — тёплое и голубое. И деревья уже не зябли, не горбились, а распрямились и выставили первые листочки, пускай ещё крохотные, но зелёные-зелёные. Даже улицы стали словно бы светлее и просторнее. Очевидно, потому что люди не держали над головами зонтики, а шли не торопясь, спокойно, радуясь весне и солнцу. Звонко бежали говорливые ручья, а под стенами домов, на нагретых солнцем панелях, были начерчены «классы». Девочки, вспотевшие от волнения, играли в «классы» и громко ссорились. Инке очень хотелось попрыгать с биткой по ровным, расчерченным квадратам, потом пройтись по ним с закрытыми глазами, не наступая на линии и, наконец, отдохнуть в «раю».