Никогда не забудем
Шрифт:
— Ты еще не умеешь стрелять. И винтовки у тебя еще нет.
— А почему Римма ходит? — спрашивала я.
— Кунько уже знает оружие и владеет им, — ответил Иванов.
Нина и сама замечала, что Римма опытнее ее и Поли. Началась наша партизанская жизнь. Римма, как всегда, ходила на задания, а мы выполняли главным образом хозяйственные работы. Как-то раз мы стирали белье. Вдруг Римма и говорит:
— Нина, давай постираем белье для всего нашего отделения.
— Давай, — согласились мы.
Группой мы зашли в землянку и предложили ребятам дать белье.
— Не нужно. Мы и сами постираем.
Римма настаивала. Она сказала, что нам ведь все равно стирать одну или несколько рубашек. Ребята наконец согласились.
Мы старательно выстирали, высушили, отутюжили и отнесли в отделение белье. Партизаны благодарили нас, и мы тоже были довольны, что наша работа понравилась им.
После этого девчата других отделений начали делать то же самое. Стирать белье было для нас самым веселым времяпровождением. А то еще усядемся, бывало, у костра, шутим, смеемся. Никогда не видали мы нашу Римму грустной. Ее бодрость передавалась и нам.
Римма, как и раньше, увлекалась книгами. Особенно ей нравилась повесть Гоголя «Тарас Бульба». Она наизусть читала отрывки из этого произведения. Очень уж нравился ей воинственный характер главного героя.
Иногда Римма бывала недовольной, особенно когда ей казалось, что ей не дают воли. Она даже поговаривала о том, чтобы самовольно уйти на ответственное задание, например, на подрыв вражеского эшелона. Звала и нас. Мы сказали, что за недисциплинированность могут прогнать из отряда. Римма, нахмурившись, подумала и заявила:
— Тогда я пойду одна. Только об этом никому ни слова. Не скажете?
Мы обещали молчать. Римма не умела обращаться с капсюлем. Подумав немного, решила овладеть подрывным делом.
Однажды все были в сборе. Одни спали после ночного похода, другие чистили оружие, третьи ели. Ротный «спец», подрывник Алеша Митюров, раскладывал капсюли. Римма подошла к нему и тихо, как бы между прочим, сказала:
— Митюров, покажи, как пользоваться этими штучками.
Тот, даже не поинтересовавшись, зачем ей это нужно, — видимо, он считал, что каждый партизан должен знать подрывное дело, — здесь же начал объяснять, как устроен капсюль и как им пользоваться. У Риммы была хорошая память, и она сразу все поняла и запомнила. Потом вырвала у Митюрова из рук капсюль. Он схватил ее за руку:
— Отдай капсюль! — крикнул он.
— Не отдам.
— Зачем он тебе?
— Нужен. Долго ссорились, и Римма во всем призналась.
Митюров отнял капсюль и стал уговаривать, чтобы она не делала того, что задумала.
— Подрывное дело очень опасное. Малейшая неосторожность — и ты погибнешь, — говорил он.
Римма и слушать об этом не хотела. Кончилось все тем, что она поссорилась с Митюровым и перестала с ним разговаривать. А Нине радостно сказала:
— Ну, теперь я отомщу и за Володю, и за твоего брата — за всех…
Мы соглашались и не соглашались с ней. Ее желание мстить было и нашим желанием. Но то, что она хотела идти одна да еще самовольно, тревожило нас. Мы хотели убедить ее не рисковать собой. Но на наши уговоры она упрямо отвечала:
Я должна мстить. И я это сделаю…
После стычки Митюров прятал баночку с капсюлями под подушку. Римма выждала удобный момент, чтобы взять капсюли.
Как-то Митюров вернулся с задания усталый и, не раздеваясь, завалился спать на нарах. Римма следила за ним. Как только Митюров уснул, она подошла к нарам и взяла один капсюль. Взять тол и бикфордов шнур было нетрудно: Митюров их не прятал.
Римма обрадовалась и начала готовиться к осуществлению своего плана. Мы, посоветовавшись между собой, решили сказать Митюрову, чтоб тот спрятал тол и шнур. Он так и сделал. Когда Римма хотела взять взрывчатку, то ничего на прежнем месте не оказалось. Римма догадалась, что все это мы подстроили, рассердилась и начала нас упрекать.
— Вы думаете сделали лучше? — обиженно сказала она. — Нет. Что я задумала, то сделаю.
Мы, зная ее настойчивость и решимость, пообещали ей помочь.
Подстерегли, когда в землянке никого не было, взяли шнур, несколько шашек тола и связали их. Все это сложили в мешок, спрятали под нары.
Римма сказала:
— Девочки, теперь-то я пущу под откос эшелон…
В ту же ночь она ушла, оставив командиру отряда записку такого содержания:
«Я ушла на „железку“. В лагерь не вернусь, пока не подорву эшелон. Обо мне не беспокойтесь».
А Митюрову в письме, которое он нашел в своей банке с капсюлями, написала:
«Теперь я взяла еще один капсюль. Задуманное выполню. Все твои убеждения напрасны. Ты уговаривал меня и думал, что делаешь мне добро. В действительности ты был вредный и злой для меня человек. Если мне удастся спустить эшелон, то, возвратясь в лагерь, возможно буду разговаривать с тобой, если же не удастся, никогда с тобой не заговорю…»
Исчезновение Риммы первым заметил командир отделения Кузнецов Иван. Он пришел в землянку, разбудил нас и стал спрашивать, где Римма.
— Не знаем, — отвечали мы.
Ничего не добившись от нас, он доложил командиру взвода и роты. Им мы отвечали то же самое: ничего не знаем. Тогда нас вызвал начальник штаба Потапейко и комиссар Шиенок.
Опять мы сказали, что ничего не знаем. Наконец из письма к командиру отряда они узнали, в чем дело.
Начали ждать.
Римма вернулась на третьи сутки. Усталая, промокшая, но веселая и довольная. Глаза ее блестели от счастья. Она бросилась к нам и начала рассказывать, как все было.
В первую ночь поездов не было. На вторую тоже. От обиды Римма даже заплакала, но все же решила дождаться. Ночью лежала около полотна железной дороги, прислушиваясь и до боли в глазах вглядываясь в темноту. Днем забиралась в стог сена и отдыхала. На третьи сутки показался военный поезд. Римма подложила мину, привязала шнур, отползла и стала ждать. Когда поезд подошел близко, рванула шнур. Прогремел взрыв. Сердце у Риммы громко забилось от радости. Она посмотрела, как валятся под откос вагоны, и бросилась бежать от этого места.