Никогда в жизни!
Шрифт:
Я улыбнулась.
Что-то уж очень зачастила ко мне секретарша.
Спустя два часа я пересела в другое место. Когда секретарша открыла дверь, она меня не увидела. Через ми-нугу оттуда вылетел мой чурка. И прямо на меня. На мой диктофончик. У него, к сожалению, не оказалось времени беседовать со мной, но послезавтра он был готов, даже с удовольствием.
Послезавтра выяснилось, что он вынужден был уехать и что с этим делом я могу обратиться в нижестоящую инстанцию. Я обратилась. Все в порядке. Жилплощадь
Злость отступила. Вместо нее появилась созидательная ярость.
В течение пяти дней я собирала материал. Я разузнала все о районе, квартирах, сотрудниках, чиновниках, их партнерах, узнала даже, сколько стоит кофе в буфете городской мэрии.
Пока я бегала, Тося исправно кормила кошек и даже несколько раз помыла посуду.
В этом районе я обнаружила четыре прекрасные стометровые пустующие квартиры — о стольких по крайней мере мне удалось узнать благодаря коллегам-газетчикам. Обычные люди о них не знали. Квартиры находились в ведении районной управы.
Я вежливо позвонила чурке, которого — само собой — не было на месте, и вежливо навела справки у секретарши о двух все еще пустующих квартирах. В течение трех минут она перезвонила, вежливо поинтересовалась, могу ли я поговорить с чинушей. Я могла. Он был предельно любезен, поинтересовался, нельзя ли решить вопрос полюбовно. Ни к чему вся эта шумиха.
По-моему, решить вопрос было можно. Например, если семья получила бы ордер на двухкомнатную квартиру. Чинуша быстро закончил разговор.
Благодаря приятельнице друга Гжесика, с которым они вместе были интернированы, я узнала, что в прошлом году управа выдала ордера на две квартиры. Один (на очень большую и хорошую) — некоей бездомной, к которой тут же вселился начальник одного из отделов управы, ушедший двумя годами раньше от своей жены к этой бездомной, с которой им приходилось снимать домик; во второй, не самой плохой восьмидесятиметровой квартире, проживала сейчас жена сына какого-то начальника, но под своей девичьей фамилией.
Я позвонила чурке. Его не было. Вежливо справилась у секретарши о бездомной искусительнице и о снохе. Не успела положить трубку — раздался звонок. Чинуша любезно приглашал меня на ленч, чтобы вместе обсудить некоторые детали дела, он от всей души желал пойти навстречу и той семье, и столь милой особе в моем лице. Уж коли те люди действительно в таком тяжелом положении — кто б мог подумать! — он ни в коем случае не допустил бы и так далее.
Ну да, само собой.
В четыре утра я закончила текст о семье с больным ребенком в крохотной квартире. О районной управе, начальнике, заведующих, снохе, метражах и деньгах. Шеф два раза звонил, пока я добиралась домой.
Текст, к сожалению, не подходил для нашего ежемесячного журнала. Я так и знала…
Он передал его в одну из центральных ежедневных газет, и материал пойдет завтра. Такого я никак не могла предположить!
Весна,
Сначала дегенераты-мужчины, потом позвонки. Мне все безразлично. Даже Голубой мне больше не напишет… Я никому не нужна.
Только что звонила Оля.
С Олей мы познакомились не очень давно. Этой зимой я пригласила Агнешку и Гжесика на картошку, запеченную с чесноком, базиликом и сыром. Все вкусное либо дает лишний вес, либо аморально — так говорила Мэрилин Монро. Так вот, на эту нездоровую пищу я их пригласила, а они позвонили за полчаса до прихода, чтобы спросить, могут ли взять с собой знакомых, которые к ним пришли. А то нет?! Конечно, я согласилась. Вилок и ножей хватит на всех, а каждое блюдо можно разделить на бесчисленное количество порций. Естественно, чем больше гостей, тем меньше порции, но какое это, в конце концов, имеет значение.
Увидев незнакомку, я охнула от восхищения. Мало того что она была хороша собой, так на ее плечи была еще наброшена умопомрачительной красоты шаль. Я тут же выплеснула весь свой восторг и в отношении гостьи, и ее шали. Женщина оказалась очень приятной в общении, шаль была из Флоренции, ее муж подыгрывал нам на гитаре, вечер удался, картошки все-таки не хватило. Завязавшееся тогда знакомство мы продолжили, потому что эта пара пришлась мне по душе.
А теперь они, в свою очередь, устраивали пикник у себя в саду. И приглашали меня. Я объяснила Оле, что у меня что-то вступило в шею. Как выражаются в таких случаях немцы, ведьма уселась на загривок. Не знаю, почему ведьме приглянулась именно я. Олин муж — немец. Могла бы остановить свой выбор на ней…
Пикник удался на славу — если бы не мои шейные позвонки, я бы чудесно провела время. Хотя надо признаться, расспросы о здоровье малость улучшили мое самочувствие. Однако ничто не могло утешить мою исстрадавшуюся душу, потому что нет ничего приятнее, чем жалость к себе самой.
— Я могу тебе как-нибудь помочь? — спрашивала Оля. — У нас есть отличный массажист. Чем бы тебя порадовать? Ты не такая, как всегда. Как ты себя будешь чувствовать, зависит только от тебя.
Эти слова крепко запали мне в душу, я вспоминаю их с тех пор, как только подворачивается случай. Особенно если ситуация безнадежная, как, например, тогда. Бррр. До меня ничего не доходило.
Когда я засобиралась домой, Оля сказала:
— Подожди минутку — в связи с моим днем рождения у меня есть подарок и для тебя.
Крикнула мужу, чтобы он меня не выпускал, и убежала.
Я услышала топот на лестнице, потом ее голос:
— Шатси, где ножницы?
Я стояла в дверях и думала о том, что ножницы у меня есть, но я, конечно, притворюсь обрадованной, если получу еще одни. Буду рада любому, самому неожиданному, подарку. Может, ей пришла охота подурачиться, отсечь меня от моей безысходности или что-то в этом роде?