Николай Байбаков. Последний сталинский нарком

Выжутович Валерий Викторович

Спорить с Берией было никому невозможно. Совершенно растерянные, ничего не понимающие люди собрали вещи, книги, посуду, мебель, грузили со слезами все это на грузовики, — все куда-то увозилось, на какие-то склады… подобных складов у МГБ — КГБ было немало в свое время. Людей, прослуживших здесь по десять-пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу. Их разогнали всех, кого куда: многих офицеров из охраны послали в другие города. Двое застрелились в те дни. Люди не понимали ничего, не понимали — в чем их вина? Почему на них так ополчились? Но в пределах сферы МГБ, сотрудниками которого они все состояли по должности (таков был, увы, порядок, одобренный самим отцом), они должны были беспрекословно выполнять любое распоряжение начальства».

Байбаков полагал, что уже в тот день началась посмертная борьба со Сталиным, одним из зачинщиков которой выступил Берия.

О том же, как неожиданно Берия повел себя после смерти Сталина, Байбаков узнал из статьи Александра Фролова «113 дней из жизни верного ученика и ближайшего соратника, или Неизвестная перестройка», опубликованной в газете «Советская Россия» 11 апреля 1992 года. Вот что в ней говорилось.

Став

первым из четырех заместителей председателя Совета министров СССР Маленкова и возглавив одновременно новое, объединенное с органами госбезопасности Министерство внутренних дел, Берия три с половиной месяца буквально фонтанировал различными инициативами. «Зачем тебе МВД?» — спрашивал Берию Микоян, на что тот отвечал: «Надо восстановить законность, нельзя терпеть такое положение в стране. У нас много арестованных, их надо освободить и зря людей не посылать в лагеря». 24 марта он направляет в Президиум ЦК КПСС записку об амнистии, а уже 27 марта издается соответствующий указ Президиума Верховного Совета СССР. Из 2,5 миллионов заключенных были освобождены 1,2 миллиона.

Затем наступил черед политзаключенных. Четвертого апреля в газетах было опубликовано «Сообщение МВД СССР». В нем говорилось, что МВД провело тщательную проверку всех материалов предварительного следствия и других данных по делу группы врачей, обвинявшихся во вредительстве, шпионаже и террористических действиях в отношении активных деятелей Советского государства. Выдвинутые против них обвинения являются ложными. Работники следственной части бывшего КГБ использовали недопустимые и строжайше запрещенные советскими законами приемы ведения следствия. Берия обвинил в этом Сталина.

В стремлении дискредитировать Сталина, развенчать культ его личности Берию обвинили несколько членов Президиума ЦК КПСС. Каганович, например, рассказал, как еще во время похорон, стоя на трибуне Мавзолея, Берия оскорблял Сталина, понося его самыми неприличными словами. И все это преподносилось под видом того, что нужно жить теперь по-новому. Берия враждебно относился к заявлениям о том, что Сталин — великий продолжатель дела Маркса — Энгельса — Ленина.

Для своих инициатив, говорилось в статье, Берия безошибочно выбирал проблемы кардинальной важности и потому просто не мог пройти мимо межнациональных отношений. Он предлагал шире выдвигать национальные кадры, заменяя ими присланных из центра русских, принять меры к возвращению эмигрантов, не форсировать коллективизацию и выселение хуторов, добиваться взаимопонимания с местной интеллигенцией. Не меньше внимания Берия уделял и международным делам. По свидетельству Микояна, он резко критиковал работы Совета экономической взаимопомощи, экономическую и военную политику стран народной демократии.

Берия высказывал предложение отказаться от строительства социализма в ГДР и взять курс на объединение Германии в миролюбивое, нейтральное буржуазно-демократическое государство.

Подытоживая содержание этой взволновавшей его статьи, Байбаков восклицает: «Если это так, если Берия намечал то, что сделано горбачевской перестройкой, значит, вина Берии перед той системой была! Одно ясно мне, что и Хрущев, и Берия в отношении прошлого, Сталина были вольными и невольными единомышленниками, а Горбачев продолжил дело Берии, вернее его замыслы. <…> Одним они дышали, видимо, одним желанием жили: все переиначить по-своему хотели и Хрущев, и Берия. На суде истории — они единомышленники».

Хрущева Байбаков терпеть не мог. Горбачева тоже не жаловал. Но об этом рассказ впереди.

Коренные производственники и политические назначенцы

Читать мемуары Байбакова — труд, и весьма утомительный. «Повышение добычи нефти путем искусственного воздействия на нефтяной пласт для увеличения нефтеотдачи», «закачка воздуха в нефтяные залежи», «поддержание пластового давления путем применения законтурного заводнения в отложениях»… Повествование изобилует технологическими подробностями, которые рассказчику бесконечно дороги и в которых он как рыба в воде. Искать такого рода подробности в воспоминаниях наркома нефтяной промышленности Л. М. Кагановича (напомним, Байбаков был сначала его заместителем) — безнадежное занятие: «железный Лазарь» славился изумлявшей нефтяников некомпетентностью в деле, которым руководил. Да и А. И. Микоян (с 1934 по 1938 год — нарком пищевой промышленности) едва ли разбирался в тонкостях производства «докторской» колбасы и вряд ли представлял себе, чем она технологически отличается от «краковской».

Многие сталинские наркомы, включая самых известных — К. Е. Ворошилова, Г. К. Орджоникидзе, В. М. Молотова, Г. Г. Ягоду, Н. И. Ежова, Л. М. Кагановича, А. И. Микояна — были политическими назначенцами. Ни один из них, прежде чем возглавить отрасль, не имел в этой отрасли никакого производственного опыта — исключительно опыт революционной борьбы и дальнейшей партийной работы.

Григорий Константинович Орджоникидзе 1930-е [РГАСПИ]

Анастас Иванович Микоян 1930-е [РГАСПИ]

Генрих Григорьевич Ягода и Лазарь Моисеевич Каганович 1930-е [РГАСПИ]

Показательна в этом смысле карьера наркома морского флота СССР (1939–1942) С. С. Дукельского. Родился в семье пекаря. В 1906 году окончил 3 класса 4-классного еврейского казенного училища в Елисаветграде. До 1908 года учился в частной музыкальной школе. С июня 1908 года по июль 1910-го работал пианистом в кинотеатрах Елисаветграда, Бобринска, Киева, Радомысля. После Февральской революции 1917 года вступил в РСДРП(б). Вел революционную агитацию в воинских

частях. Потом был начальником общего отдела Наркомата по военным делам РСФСР, представителем уполномоченного Совета обороны Украины. Входил в состав чрезвычайной тройки Крымской ударной группы особых отделов ВЧК при РВС Южного и Юго-Западного фронтов в Севастополе. Был начальником отдела по борьбе с бандитизмом, председателем Одесского губернского отдела ГПУ. Занимался контрразведывательной работой (шпионаж и дезинформация за границей). Сфабриковал дело и документы никогда не существовавшего «Комитета спасения Родины». Однако его работа была признана настолько грубой, что в январе 1922 года за самовольные действия, выраженные в публикации материалов о «комитете» за границей, руководитель иностранного отдела ГПУ Меер Трилиссер объявил ему выговор и дал указание всем губернским отделам без согласия центра не публиковать дезинформацию за границей. А потом Дукельского «перебросили на хозяйственную работу». Он стал управляющим Одесским пищетрестом, затем директором кондитерской фабрики «Октябрь» в Харькове. Далее — очередная смена профиля: Дукельский — член правления треста «Донуголь», затем — председатель правления треста «Донбассток». Через два года он уже служит заместителем полномочного представителя ОГПУ по Центрально-Черноземной области (Воронеж), начальником СОУ ПП ОГПУ. Пятого ноября 1930 года он подписывает ордера на обыск и арест группы известных воронежских историков и ученых-краеведов, которые «организованными действиями подготовляли свержение Советской власти»; все они были расстреляны. 13 июля 1934 года Дукельский был назначен начальником Воронежского областного УНКВД. Лично курировал находившегося в ссылке в Воронеже Осипа Мандельштама. В 1936 году в письмах на имя председателя Комиссии партийного контроля, секретаря ЦК ВКП(б) Николая Ежова поставил «организационный вопрос» о «расстановке сил» в Главном управлении государственной безопасности, которая, по его мнению, была неудовлетворительной. Ежов использовал эти письма против наркома внутренних дел Генриха Ягоды. 14 сентября он написал Сталину, что, по информации Дукельского, НКВД сознательно игнорировал сведения о троцкистском центре. Донос Дукельского ускорил смещение Ягоды с поста. 14 июня 1937 года Дукельский был снят с должности начальника Воронежского областного У НКВД. В июле 1937 года он попал в автокатастрофу, получил увечья, длительное время лечился. С 15 июля 1937 года числился сотрудником для особых поручений при народном комиссаре внутренних дел СССР. 7 января 1938 года решением Политбюро ЦК ВКП(б) был назначен начальником Главного управления кинематографии Комитета по делам искусств. Среди кинематографистов ходила байка о том, как Дукельский отдавал своему секретарю распоряжение о приглашении в кабинет создателей фильма: «Введите режиссера!» Руководить кинематографом Дукельскому довелось недолго — с января 1938 по июнь 1939 года. После чего он и стал наркомом морского флота СССР. Впрочем, и этот пост оказался лишь очередным в его карьере. Дукельский успел еще поработать и уполномоченным ГКО по производству боеприпасов на заводах Наркомата боеприпасов, и заместителем наркома (с марта 1946 года — министра) юстиции РСФСР, и членом Центральной ревизионной комиссии ВКП(б).

На фоне политических назначенцев, чья карьера (а вместе с ней подчас и жизнь, как показала участь Ягоды и Ежова) могла оборваться в любую минуту, коренной производственник Байбаков выглядел более защищенно. Сталин понимал, что руководить нефтепромом — не то же самое, что командовать Главным управлением кинематографии. Это не комедию «Волга-Волга» разрешать к прокату, а давать стране нефть. Производственный опыт, приобретенный на бакинских, башкирских, кубанских промыслах, — опыт, буквально пропитанный нефтью, незаменимый никакими речами с трибун, — служил Байбакову охранной грамотой. Ни Л. П. Берия, ни сменивший его В. Н. Меркулов, ни наследник Меркулова В. С. Абакумов не осмеливались замахнуться на наркома нефтяной промышленности. Сталин бы этого не одобрил: «Других нефтяников у меня для вас нет».

Всеволод Николаевич Меркулов 1940-е [Из открытых источников]

Андрей Васильевич Хрулев [Из открытых источников]

К началу войны система советского государственного управления насчитывала 43 общесоюзных и союзно-республиканских народных комиссариата. Посты наркомов в военные годы занимали 60 человек. Большинство из них были производственниками: начинали карьеру простыми рабочими или инженерами, а перед войной получили, как и Байбаков, назначение на руководящие посты. Вот неполный их список: М. Г. Первухин (Наркомат химической промышленности), маршал войск связи И. Т. Пересыпкин (Наркомат связи), А. И. Шахурин (Наркомат авиационной промышленности), А. В. Хрулев (Главное управление тыла Красной армии), П. Н. Горемыкин (Наркомат боеприпасов), И. В. Ковалев (Центральное управление военных сообщений), И. А. Бенедиктов (Наркомат земледелия), Д. Г. Жимерин (Наркомат электростанций), С. 3. Гинзбург (Наркомат по строительству), Я. Е. Чадаев (Управление делами и секретариат СНК СССР), В. Н. Новиков (Наркомат вооружения), В. С. Емельянов (Комитет стандартов при СНК СССР), Н. К. Байбаков (Наркомат нефтяной промышленности). Д. Ф. Устинов (Наркомат вооружения), Г. М. Орлов (Наркомат целлюлозной и бумажной промышленности), 3. А. Шашков (Наркомат речного флота), П. Ф. Ломако (Наркомат цветной металлургии), А. А. Горегляд (Наркомат танковой промышленности), С. В. Кафтанов (Комитет по делам высшей школы при СНК СССР), А. А. Ишков (Наркомат рыбной промышленности), П. П. Лобанов (Наркомат зерновых и животноводческих совхозов), Д. В. Павлов (Наркомат пищевой промышленности и торговли), Д. Г. Оника (Наркомат угольной промышленности), В. С. Бычков (Наркомат черной металлургии), Ю. Е. Максарев (Наркомат танковой промышленности)…