Николай I Освободитель. Книга 2
Шрифт:
— Старался, Михаил Илларионович, старался как мог.
— Поверье, ваши старания все оценили. И оборону, выстоянную под вашим командованием и ракеты и шар этот летающий.
— Ну за оборону, это скорее генералу Ивашеву сказать спасибо нужно да ополченцам, которые ее чуть ли не голыми руками в кратчайшие сроки возвели. Шар тоже не моя заслуга: я вам подавал списки отличившихся в этом деле…
— Да, да… Кулибин, химик этот… Севергин, я видел, — кивнул Кутузов.
— Именно, ну а ракеты — да, тут пришлось поработать изрядно, не скрою. Два года с ними мудохались, пока они нормально не полетели.
— Ну что ж, в любом случае, результат получился — вше всяких похвал, — пожал плечами Кутузов. —
— Скорее я, наоборот, трындюлей огребу, за то, что сам в бой полез. Вы себе даже не представляете, что мне пришлось от Семена Романовича выслушать.
— Почему же представляю, — усмехнулся Кутузов, — я тоже, некоторым образом, родитель, хоть с сыновьим мне и не повезло, но…
— Верю, Михаил Илларионович, верю, — кивнул я. — Собственно, хотел с вами переговорить чуть о другом.
— Слушаю вас, Николай Павлович.
— Со дня на день, Бонапарт начнет отступление. Нет, если он и дальше будет ломиться к Москве, то пусть, я только рад буду. И людей у него и припасов, а главное — времени не так много осталось.
— Рад, что вы так уверены в нашей армии, — иронично приподнял бровь фельдмаршал.
— Уверен, — я кивнул, не поддержав легкого тона. — Так вот когда Бонапарт начнет отступление, я очень прошу вас Михаил Илларионович, не позволять ему отступать без боя. Понимаю, что главной своей задачей вы видите именно изгнание супостата из пределов России, да и армию состоящую из необученных рекрутов хотите сохранить… Однако, как мне кажется, только решительная победа с полным уничтожением вражеской армии убережет нашу страну в дальнейшем от новых подобных походов. Ну во всяком случае на ближайшие годы.
— Конечно, конечно, — Кутузов удивленно посмотрел на меня, — позволить супостату так просто покинуть наши пределы, не отвесив пинка на прощание? Как можно?
— Вы не поняли, Михаил Илларионович, — я покачал головой. — Там на западе у Тормасова и Кульнева суммарно около ста тысяч штыков. Тут… Примерно столько же. Я не говорю о хорошей драке, я говорю о том, что с таким силами измотанную армию Наполеона нужно уничтожить полностью. Чтобы обратно на запад не смог улизнуть никто.
— Ну… Задачки вы ставите, конечно… — Покачал головой фельдмаршал. Было видно, что сражаться до последнего ему не хочется совершенно. Загнанная в угол крыса бросается на кота, а рисковать теперь, когда слава победителя Наполеона уже у него практически в руках… Зачем?
— И тем не менее, — я длинным взглядом посмотрел Кутузову в глаза. В глаз, вернее. Тот не стал играть в гляделки и отвернулся. — Понимаю, что как-либо повлиять на вас, Михаил Илларионович, я не могу. Не в моих это силах, пока во всяком случае. Однако я просто хочу чтобы вы знали… Я ОЧЕНЬ расстроюсь, если Бонапарт сумеет отступить из-за того, что вы не будете оказывать достаточного давления на его арьергард.
— Я понял, — медленно кивнул Кутузов. — Приложу все усилия… Расстраивать будущего императора — дело зряшное.
3 октября Бонапарт начал отступление на запад. В этой истории расстояние, которое нужно было преодолеть французской армии было на добрых двести километров меньше, корсиканец не тратил время на попытку выйти на Калужскую дорогу и обозы не ломились от награбленного в древней русской столице.
Однако были и минусы. Армия не получила двадцатидневного отдыха, который у нее был в той истории, а еще жестко страдала от нехватки продовольствия, фуража, теплых вещей и даже боеприпасов. Солдаты шли на запад голодными, полузамерзшими, в разваливающейся обуви. Многие из них были легко ранены: все тяжело раненые либо уже
Кутузов — возможно из-за моего влияния, а может и сам был не прочь попинать ослабевшего противника — с первого же дня вцепился в загривок уходящей на запад армии и принялся терзать ее постоянными нападениями, откусывая отстающих и избивая прикрывающий отход основной армии арьергард Нея. Фельдмаршал, чья армия в сумме составляла около ста тысяч человек вместе с постоянно подходящими подкреплениями, разделил силы на две части, выделив тридцатитысячный корпус под командованием Каменского 2-ого и пустив их по проселочным дрогам в обход. Шаг был с одной стороны рискованным, а с другой — хорошо продуманным. Рискованным, потому что теоретически Бонапарт мог, бы в любой момент развернуться и атаковать уменьшившиеся силы Кутузова. Продуманность заключалась в том, что в отличие от русского фельдмаршала, который о противнике знал практически все, армия Наполеона уже, по сути, шла окруженная со всех сторон туманом войны и ничего о действиях русских знать не могла.
Вьющиеся вокруг французской армии конные летучие команды полностью ослепили Бонапарта, он знал об обстановке вокруг только то, что могли видеть непосредственно бойцы его армии, и даже связь со Смоленском, корпусами Виктора, Сен-Сира, Шварценберга и остальных была более чем условной. Чтобы быть уверенным, что твое послание доберется до места назначения, нужно было посылать не менее конного батальона, а этого после двух сражений у Бородино и массовой гибели французской кавалерии, на чьих плечах лежал относительный успех первого боя, корсиканец позволить себе уже просто не мог.
10 октября Милорадович, назначенный Кутузовым командовать авангардом армии, под Вязьмой нагнал французскую армию и в тяжелом кровопролитном сражении наголову разбил 10-ую пехотную дивизию генерала дез Эссара. Около двух тысяч человек были убиты, остальные попали в плен.
Сто пятьдесят километров от Вязьмы до Смоленска армия Наполеона шла семь дней. С каждым шагом на запад от армии отставало все больше солдат просто неспособных переставлять ноги. Они тихонько, отваливались с дороги в сторону и спокойно дожидались подхода русской армии чтобы сдаться в плен. Русский плен после четырех месяцев бесконечных походов и битв в условиях нехватки буквально всего, уже не казался таким солдатам плохой альтернативой. Поначалу французские офицеры пытались с этим бороться, но потом, поняв, что таким образом лишь замедляют движение армии, а от сдавшихся морально солдат при любом раскладе пользы будет чуть, лишь с ядовитым коктейлем эмоций замешанном на злости, разочаровании и сочувствии, провожали взглядом отваливающихся в стороны от марширующих колонн солдат. Сначала подобные случаи были единичными, но потом по мере ухудшения погоды — после относительно теплого периода с 15 октября температура воздуха все время болталась ниже нуля — и уменьшения запасов продовольствия отстающих солдат становилось все больше.
17 октября передовые части бывшей Великой армии вошли в Смоленск. Город еще со времени прошлого сражения был сожжен и почти полностью покинут жителями. В качестве места для зимовки он был решительно непригоден, разве что как укрепленный — каменные стены оставались каменными стенами — опорный пункт.
Ворвавшиеся в город передовые части французов практически подчистую разграбили и так невеликие продовольственные резервы, сосредоточенные здесь. Пресечь беспорядок голодных солдат офицеры не могли… Да наверное и не желали: все войско стремительно погружалось в пучину безнадежности и отчаяния. О победе уже никто не говорил, главной задачей, вставшей перед каждым отдельным бойцом, стала задача выжить.