Николай I. Освободитель
Шрифт:
— Ужасы какие вы говорите, — зримо поежился от нарисованной картины генерал. В это время считалось, что хороший офицер должен уметь громко кричать приказы, быть храбрым, ходить в атаку, не кланяясь вражеским пулям и при необходимости отдать жизнь за веру, царя и отечество. Что уж говорить если практику записывания младенцев в полки для набора необходимой выслуги лет, прекратили — и то не до конца — буквально совсем недавно. Опять же спасибо Павлу. А вот все это обучение, науки и прочая ересь, она в лучшем случае артиллеристам нужна, чтобы стрелять метко, остальные вполне и без нее обходились. Ужас и мрак, в общем. — Думаете на такие условия, кто-то позарится?
— Вот и посмотрим, Петр Федорович, вот и посмотрим.
В
Другое дело офицеры армейских полков, тянущих лямку на ровне с рекрутированными крестьянами и никаких особых перспектив перед собой не видящих. Разве что случится очередная война, и Бог даст, выпадет случай отличиться. Да и то, сложить голову в таких условиях шансов гораздо больше. Жалование откровенно небольшое, жизнь где-нибудь в уездном городе отнюдь не столь разнообразна как в столице, и кроме водки да дешёвых шлюх, других развлечений часто найти вообще невозможно. А то и без шлюх — только водка. Тут уж как в том анекдоте про чукчу, которого принимали в партию и сообщили, что теперь ему нельзя пить, курить, изменять жене, а при случае нужно будет жизнь отдать за неизбежный приход мирового коммунизма. Тот тоже ответил, что, конечно, пожертвует, кому такая жизнь нужна-то?
В общем, к началу октября у меня собралось три сотни кандидатов в будущие егеря в чинах от прапорщика до поручика, из которых нужно было отобрать три десятка самых перспективных.
Для этого я разработал целую систему тестов и проверок, начиная от десятикилометрового бега и заканчивая списком простеньких логических задачек, не требующих особого образования — с ним у армейских офицеров далеко не всегда все было хорошо — а проверяющих исключительно живость ума.
— Я здесь, — общее собрание пришлось организовывать в здании публичного театра в Головкинском доме на Васильевском острове, другого подходящего помещения в Питере банально не нашлось, а устраивать все это дело под открытым небом было банально холодно, — чтобы объяснить вам, почему записываться в отдельный опытовый офицерский егерский взвод — плохая идея!
Для меня на сцене сладили небольшую трибуну, и я перед началом отбора решил обратиться к кандидатам со вступительным словом. Ну и конечно, я не мог не попробовать прием, которым вроде бы Амундсен — или Скотт, не помню уже — завлекали людей присоединиться к своей полярной экспедиции. Если сразу сказать, что будет тяжело, что большинство из них не справится, и вообще все начинание весьма сомнительно, у слушателя сразу возникает внутренний протест и желание доказать обратное.
— Ну а кто останется и успешно пройдет все испытания, получит не только повышенный оклад, рост в званиях соответствующий гвардейским, — гвардейские звания традиционно опережали армейские на две ступени, то есть потенциально прошедший все испытания офицер спустя год-два мог вновь вернуться в армию только уже не подпоручиком а штабс-капитаном, — но и мое личное благоволение.
Последнее же в стране, где вся система была завязана на одного человека — императора — и вовсе исчисления в дензнаках не имело.
Вообще, отвлекаясь немого в сторону от прямой линии повествования, хотелось бы затронуть как раз мои отношения с императором Александром Павловичем, будущим Благословенным. Впрочем, последнее — это не точно, мало ли куда усилено пинаемая мною телега истории умудрится завернуть. Может еще какой-другой эпитет тому правителю подберут.
Так вот исходя из всего вышеизложенного у стороннего наблюдателя могло бы сложиться мнение, что я всем и силами пытался уже в эти годы проложить себе место на императорский трон, заранее готовя трамплин для будущего прыжка. Это с одно стороны действительно так, а с другой — совершенно, как это не парадоксально, наоборот.
Конечно, мне знающему в общем и в целом ключевые точки на линейке Российской истории, очень хотелось бы исправить кое-какие моменты. Например, спасти Москву от сожжения в двенадцатом году. Ведь это не только миллионы рублей, потраченных на восстановление первопрестольной и удар по самолюбию государства, но и десятки навсегда потерянных архитектурных памятников, чью ценность и в деньгах то измерить практически невозможно. Или то же «Слово о полку Игореве», оригинал которого, если мне память не изменяет, погиб в том самом злосчастном пожаре, как оценить эту потерю? И я уж не говорю о сотнях и тысячах жизней простых людей, которые тогда погибли в огне, охватившем древнюю столицу.
Именно для этого, для мелких корректировок истории, мне нужно было влияние, очки которого я всеми силами зарабатывал в глазах Александра, один за другим доводя до ума проекты и пророча всякое-разное направо и налево.
С другой стороны, предложи мне кто-нибудь в тот момент занять императорский трон, я бы без сомнения отказался, даже если бы был уверен с своей способности удержать его в своих руках, что совершенно не очевидно. В эти годы, я был крайне далек от бесконечных придворных интриг, от повседневных забот, от ежедневного ручного управления огромным кораблем, под названием Российская империя. Очевидно, что когда Александр соглашался занять трон, он тоже думал, что сможет мгновенно начать кажущиеся ему необходимыми преобразования и быстро привести страну к если не общему счастью и царству божьему на земле, то к лучшей жизни — точно. И только умостив свой тощий зад на подушечку красного бархата, столь притягательную для слабых умом и мятежных духом, он понял, что любое резкое движение штурвалом грозит либо опрокидыванием судна, либо, как это было с Павлом, сменой капитана.
Я же в это время был как бы в таком себе стеклянном аквариуме, в хорошем смысле этого слова. С одной стороны меня практически не ограничивали в созидательной деятельности, не позволяя только лезть в принципиальные политические вопросы — хотя и там мне было что сказать — и с другой — полностью ограждали меня от внешних влияний, от интриг, от обычной для двора лести, зависти и прочего дерьма. Заставь меня, к примеру, сесть на трон и нырнуть с это болото с головой, я был совершенно не уверен, что мне удастся оттуда выплыть. Скорее наоборот: уверен, что не удастся.
Что же касается — возвращаясь к прерванному рассказу — отбора кандидатов в будущий «спецназ», то мы начали с бега. Логично — егеря, они по пересеченной местности должны передвигаться в первую очередь, как не бег проверять первым? Волка, как говорится, ноги кормят.
Оказалось, что с одной стороны способные к долгим маршам офицеры, передвигаться бегом совершенно не привыкли, и даже, с какой стороны не посмотри, детские десять верст, преодолели не все и далеко не за рекордное время.
— Ничего, научим, — пожал плечами я, глядя на здоровенную таблицу, в которую вносились результаты каждого из кандидатов. — Ну или отсеем, тоже не плохо, глядишь чему-нибудь, да и научатся по дорге, а потом вернувшись в полки научат своих бойцов.