Николай I. Освободитель
Шрифт:
Александр, хорошо уже изучивший мои вкусы, только кивнул в сторону небольшого бара, заставленного бутылками. Там среди разнородной тары, наполненной алкоголем, приютился одинокий кувшин с соком. Я понюхал — яблочный, нормально. Неторопливо налил себе стакан, одновременно размышляя над тем, что можно посоветовать насчет будущей войны.
Возле бара как раз стоял большой подсвечник, и глядя на пляшущие огоньки, мысль моя неожиданно свернула в сторону. Свечное освещение меня, если честно, уже порядком достало. Это было ужасно неудобно и грязно. Свечи в эти времена делали из китового жира — вернее это не совсем жир, но не суть важно, — который хоть и не вонял так же, как обычное
Я уже давно размышлял насчет прогрессорства в плане освещения, однако, пока так ничего и не надумал. Про электричество и говорить нечего — не в ближайшие двадцать лет точно. Керосиновые лампы упирались в топливо, которое добыть можно было только на Кавказе. А Кавказ сейчас просто кишит всякими горцами, черкесов опять же еще не выселили, так что наладить там добычу в ближайшие годы вряд ли получится. Да и насчет переработки я был совершенно не уверен, что осилю производство керосина. Понятно бензин, там просто самогонный аппарат, а для более легких фракций уже колонну ставить нужно, и бог его знает какие еще проблемы вылезут.
Вроде были еще лампы на спирту, но если они «не взлетели» и не остались в памяти, то вполне могло оказаться что это тупиковый путь. Оставались свечи, которые в будущем делали из парафина — той же нефти.
— «Парафин, парафин, что-то еще было», — какая-то мысль крутилась у меня где-то в районе затылка, и я никак не мог поймать ее за хвост. — «Точно! Стеарин! Инженер, как его там, Смит что ли, из «Таинственного острова» Жюль Верна делал стеариновые свечи. Дай Бог вспомнить только как… Вроде там жир обрабатывали как-то кислотой. А какая у них могла быть кислота? Серная или соляная? Нужно напрячь Севергина, чтобы он и так и так попробовал. Вот это будет всем товарам товар!»
— Почему ты настолько в этом уверен? — Дождавшись, пока я вновь займу свое место уточнил император, — прусская армия сильна еще со времен старого Фридриха. Тем более, что солдат они пока не теряли.
— Вот поэтому, шансов у них нет. Ты лучше меня знаешь, какие настроения царят в Берлине, они даже ждать наши войска не станут, попробуют «забрать всю славу» себе, — слова «забрать всю славу» я выделил голосом, показывая свое отношение ко всему происходящему. — А когда корсиканец разобьет армию пруссаков, мы вновь останемся с Наполеоном один на один. Мы же на англичан, шведов и прочих саксонцев всерьез рассчитывать в континентальной войне не будем?
Последний вопрос предназначался Константину, который в ответ только скривился, понимая, что пользы от таких союзников весьма немного.
— А я напоминаю, что у нас на юге еще война с Персией, да и Турция неожиданно зашевелилась.
Османы, явно видя, что Россия занята в другом месте, решили под шумок отжать обратно два дунайских княжества, и все дело шло к войне еще и с этим противником.
— И как ты видишь решение этого вопроса? — Подал голос Константин.
— Вам не понравится.
— А ты предложи, — с легким нажимом произнес Александр, после чего переглянувшись почему-то с братом добавил, — Мы тебя и позвали, чтоб ты дал немного другой взгляд на вещи, у тебя это хорошо получается.
— Ну хорошо, только потом возмущаться не нужно, я заранее предупредил, — ухмыльнулся я, предчувствуя реакцию на свои слова. — Пруссаки рванут добывать славу победителей Наполеона и быстро потеряют армию, а вместе с ней и большую часть территории, после чего дальше придется воевать нам, по сути, в одиночестве. Может какая-то помощь и будет от Фридриха Вильгельма, но точно не определяющая. Закончится все тем, что мы заключим с Наполеоном невыгодный мир, потому что альтернативой ему будет мир еще более невыгодный. Очевидно, что меньше всего потеряет — из Пруссии и России — тот, кто заключит сепаратный мир первым, поэтому медлить будет уже совсем нельзя. Такой мой прогноз на ближайшую кампанию.
— Так, это понятно, — согласился Александр, видимо такое предсказание уже не вызывало в нем внутреннего протеста. — А что ты предлагаешь?
— У нас есть месяц — полтора, может два. Окно возможностей, — ввернул я термин из будущего, — пока Пруссия уже будет воевать, но еще не потеряет армию. Договориться с Бонапартом за спиной англичан и пруссаков и выйти из войны. А может даже больше — ударить в спину немцам и откусить кусок их территории. А потом повернуться на юг и раздавить османов. Не так как в последние войны — вот эти все танцы вокруг дунайских крепостей, они реально ничего не дают, только солдат кладем бесполезно и деньги тратим. Дойти до Стамбула и потрогать насколько мягкая борода у турецкого султана. Решить южный вопрос раз и на всегда, тем более время для этого подходит как нельзя лучше: англичане заняты французами, французы — англичанами, нам никто не помешает, неизвестно, когда еще такой шанс представится.
— Да уж… — после короткой паузы крякнул император.
— Я же говорил, что вам это предложение не понравится, — я пожал плечами. — Но так мы можем выйти из этой войны с минимальными потерями, а может даже с прибылью. У шведов можно еще под шумок Финляндию откусить. Нужно только подумать, как сохранить торговлю с Англией — через Балтику, вероятно, не получится плавать — придется весь поток грузов в Архангельск везти, а это дополнительные расходы.
— Ну и как тебе молодое поколение? — Крестный повернулся к Константину, который, казалось, от моей короткой лекции по внешней политике впал в совершеннейшую растерянность. — А ведь они придут нам на смену.
— Вовремя предать — означает предвидеть, — процитировал я Талейрана, хотя не был уверен, что эта фраза уже была им произнесена. — Тот, кто пытается привнести в международную политику личные отношения, будет всегда в заведомо невыгодном положении по сравнению с остальными. Вот ты думаешь турки сами решили княжества подмять под себя — хрена с два. Уверен, что ели хорошо покопаться, там французские уши отыщутся очень быстро. А с другой стороны: если получится вовремя перейти на сторону Наполеона, будут французы спасать своего незадачливого союзника — тоже нет. Союз с Россией им важнее. Как говорят англичане — ничего личного, только бизнес.
Опять же, не был я уверен, что англичане сейчас так говорят, тем более что это скорее американская фраза, но в контексте беседы она ложилась слишком хорошо, чтобы ее не озвучить.
— Англичане не простят, — пробормотал Александр, видимо прокручивая в голове сказанное мной. То, что он вероятнее всего мой план не примет я понимал отлично, однако уже то, что брат его обдумывает было настоящей победой. Слишком много в этом было личного: я еще про этот эпизод в прошлой жизни читал, у Тарле вроде бы, хоть могу и ошибаться. О том, как Александр клялся Фридриху Вильгельму в вечной дружбе на могиле его двоюродного деда. Которого, помнится, хорошо бивали русские войска во время семилетней войны. Такой вот забавный выверт истории, который можно считать еще более забавным, зная, что именно пруссаки в моей истории предали первыми, напав на Россию вместе с Наполеоном в 1812 году. — Субсидии то они уже выделили на этот год. И на следующий.