Николай II (Том II)
Шрифт:
– Как?! Первыми?! – вырвалось у Бетмана-Гольвега. Аристократическому канцлеру вообще претила эта грубая и лицемерная игра с дружественным монархом, и он хотел бы воздержаться от неё.
Но Вильгельм так грозно посмотрел на главу своего Кабинета, что у того душа ушла в пятки.
– Именно первыми!.. – рявкнул Кайзер. – Только тогда мы получим в Рейхстаге голоса социал-демократов за военный кредит… Они будут голосовать за войну со страной, где царят казаки и нагайки!..
Военные одобрительно застучали костяшками пальцев по столу. Им очень пришлись по душе целых две военные хитрости, которые придумал сам Кайзер. А исполнение главной хитрости императора, которую он приказал начать осуществлять ещё десять дней тому назад, – скрытную мобилизацию и перевод страны на военные рельсы, – Большой
…Всё шло так, как задумал великий Кайзер. Утром, за завтраком в Новом дворце, он снова получил телеграмму из Петербурга. Упрямый Ники простодушно объяснял ему причину частичной мобилизации, приказ о которой российский Император подписал днём 29-го, а отменил вечером того же дня, после получения послания Вилли:
«Военные меры, которые вступают в силу сейчас, были приняты пять дней назад в качестве оборонительных мер в отношении австрийских приготовлений. Я всем сердцем надеюсь, что эти меры не будут служить препятствием Твоему участию как посредника, которое Я очень ценю. Мы нуждаемся в Твоём сильном давлении на Австрию, чтобы достичь взаимопонимания».
Кайзер положил листок депеши на скатерть, потребовал перо и чернила. Немного подумав и изобразив для присутствующих родственников и челяди вспышку гнева, с нажимом, дырявя бумагу, написал против слов Николая «Нуждаемся в Твоём сильном давлении на Австрию» грозную резолюцию для дипломатов: «Нет, не может быть и мысли о подобном!!!»
43
В ночь со среды на четверг Государь почти не спал. Его раздирали сомнения в том, правильно ли он делает, отодвигая час начала всеобщей мобилизации и оставляя Россию беззащитной перед железным германским кулаком, уже сжимающимся для нанесения коварного удара.
После прохладной ванны, которая, казалось, смыла вместе с ночным потом все старые страхи, Государь с аппетитом съел в одиночестве первый завтрак и отправился на прогулку по парку Александрии.
На кружном пути к Фермерскому дворцу – а он хотел подольше насладиться ходьбой перед тем, как принять трёх посетителей, – дорожка привела его к высокой каменной стене, отделявшей парк Александрии от Знаменки. Государь знал, что там гостили сейчас у брата и его жены Милицы дядя Николаша со своей Станой. Зять министра Двора графа Фредерикса, дворцовый комендант Воейков, уже насплетничал Николаю, что великий князь переехал из своего имения Сергиевки к брату в Знаменку месяц тому назад, после покушения на Франца Фердинанда, когда почуял Большую Войну и решил из соседнего с Александрией имения брата столь часто посещать царя, сколько потребуется, чтобы выпросить себе пост Верховного Главнокомандующего.
Это соседство вновь навело мысли Императора на возможное скорое начало войны и необходимость выбора им Вождя Армии и Флота. Он уже размышлял об этом и хотел сам встать во главе своих доблестных войск, чтобы повести их на битву с супостатом.
«А почему бы и нет?! – размышлял он снова и снова. – Ведь Я – Первый солдат России, служба которого продлится до гробовой доски… Я прошёл курс Академии Генерального штаба, службу в гвардейской пехоте и артиллерии… На Мне лежит тяжёлая ответственность за всё Государство Российское, и в тяжёлую минуту Я не могу уйти от этой ответственности… А потом, кто лучше Меня знает состояние войск, ведь почти каждую неделю Я делаю смотры полкам, а после этого встречаюсь с офицерами этих полков в Офицерских собраниях за столом и по душам беседую с ними… У Меня нет никаких сомнений в том, что армия с удовольствием приняла бы Меня как своего Предводителя… Ведь солдаты и офицеры высказывают Мне столько любви и преданности!..
Но всё ближайшее окружение – великие князья, министры, генералы, почему-то восстали против этого… Стали приводить в качестве неудачного примера случай из истории, когда пращур Александр Первый в борьбе с Наполеоном стал предводительствовать русской армией, и ничего хорошего из этого не вышло… Другие, не вспоминая Александра, говорили о том, что из Петербурга, ввиду его отдалённости от театра войны, руководить войсками невозможно, а ежели Государь сам отправится на Ставку, то потеряет управление всей огромной империей…»
Вспомнив об
Николай подумал было, что самым подходящим человеком на этот пост будет военный министр генерал Сухомлинов. Он не запятнал себя поражениями в японской войне, энергично проводил реформу в армии и активно начал перевооружение её согласно военным кредитам, утверждённым Думой… Да и человек он был милый, светский, нравился Александре и не плёл придворных интриг. Но Сухомлинов был в давней вражде с дядей Николашей, Главнокомандующим гвардией и Петербургским военным округом. Не было секретом для Государя и то, что амбиции Николаши всегда простирались на пост Верховного Главнокомандующего в случае войны, и назначение милого Сухомлинова вместо него вызвало бы у дяди такой грандиозный приступ истерики и злобы, какой мог серьёзно сказаться на судьбах первых дней войны и боеспособности гвардии и войск.
К тому же многие вокруг Государя упоённо твердили Ему о якобы высоком авторитете великого князя Николая Николаевича в армии, о его «наследственном» военном даровании. Но Николай-то хорошо знал, что Николаша если что и получил в своём характере в наследство от родителей, так только болезненную неуравновешенность его матушки, Александры Петровны, урождённой принцессы Дома Ольденбургских, у всех представителей которого наблюдалась явная врождённая истерия.
Хотя Николай и любил, пожалуй, по-своему дядю Николашу больше всех из своих дядьёв, но из-за множества мелких и крупных стычек с ним в первые годы своего царствования, когда великий князь Николай Николаевич хотел сделаться его наставником и руководителем, почти регентом при живом царе, Государь несколько разочаровался в его душевных качествах и организаторских способностях. Особенно поразило царя в самое сердце истерическое поведение Николая Николаевича в 1905 году, когда он однажды разбудил царя ночью, примчавшись к нему после встречи с бунтовщиком рабочим Орловым, и пугал убийством маленького Алексея революционерами, если Государь не пойдёт на исполнение их требований…
Они с Аликс уже обсуждали вечером в день объявления Австрией войны Сербии кандидатуры на пост Верховного Главнокомандующего, первой из которых был Сухомлинов, а второй – Николаша. И супруги пришли к выводу, что для Сухомлинова было бы слишком опасным получить такое назначение – ведь его буквально съели бы не только Николай Николаевич, но и все великие князья, которые привыкли получать самые высокие посты в армии и государстве только исходя из факта своего высокого рождения, а отнюдь не в силу способностей или высоких заслуг перед Отечеством. Аликс заставила его задуматься над этим порочным порядком, и он пришёл к выводу, что после войны, если она будет, назначать на высшие должности в армии и государстве станет только по заслугам и талантам, а не по рождению.
Аликс тоже считала, что «черногорские галки» и многочисленные клевреты великого князя в придворных кругах и армии сильно раздули авторитет Николая Николаевича, а за границей, благодаря его особой дружбе с иностранными послами в Санкт-Петербурге и поездкам с поручениями Государя во Францию и Англию, Николашу воспринимали почти как официального главу всех российских вооружённых сил.
Но на самом деле, как ясно представляли себе Государь и его жена, настоящего уважения и любви армии к Николаю Большому, как иногда называли дядю Николашу в Семействе Романовых, не было, хотя многим генералам, офицерам, а особенно штатским «шпакам»-газетчикам злобность Николая Николаевича казалась силой воли, а невоспитанность, резкость манер и страсть к матерщине создавали впечатление решительности, столь необходимой военачальнику. При этом многие офицеры почувствовали на себе его вздорность и гневливость и отнюдь не испытывали к нему симпатии. На их примере вся армия знала, что великий князь к подчинённым был суров, но не справедлив. Только хор подхалимов Николаши превозносил великого князя в качестве «замечательного военачальника» и «самого лучшего» Главнокомандующего на случай войны…