Николай Крылов
Шрифт:
Стало быть, немцы колеблются, стало быть, есть танкобоязнь и главное есть, боязнь окружения…
6
Со дня на день ждали директивы фронта. Наконец в начале октября в расположение 5-й армии прибыл И. Д. Черняховский. Выслушав доклад начальника штаба армии Прихидько об укреплениях противника, он отправился с командармом в войска.
Был он на этот раз сдержан, тревожен. Подробно расспрашивал комдивов и о расположении войск противника, и о готовности их дивизий к тяжелым боям. Но этим не ограничился. Поехал на передний край. С НП рот и батальонов внимательно вглядывался в позиции противника.
К вечеру Черняховский и Крылов
– Здесь ничего в лоб не возьмешь. Каждый шаг потребует своего решения – обходного маневра, блокировки и обмана противника…
Бросил карандаш на карту и выпрямился.
– Знаю, Николай Иванович, что тебе чужда амбициозность и никогда ты самолюбивые мотивы не ставил выше дела… Вижу, в полосе твоей армии обстановка неблагоприятная. Прорывать оборону дорогое дело. А вот в расположении армии Людникова на Таураге, несмотря на то, что укрепления не менее мощные, разведаны они точнее. Там оборону не прорывать, а уничтожать артиллерией и бомбовыми ударами. Вам правым флангом следует подключиться к наступлению армии Людникова. Нанесете удар в направлении Вобалишки и Нанове с задачей выйти и здесь на Шептуне. Этим вы сразу оттянете силы противника от направления главного удара Людникова. Это поможет ему осуществить прорыв. Здесь, в воротах в Пруссию, главное – сосредоточение огромного перевеса в силах над противником на узком участке фронта. Поэтому вам надлежит основные силы корпусов Казарцева и Перекрестова перебросить в полосу наступления одиннадцатой гвардейской. Вам, Николай Иванович, может показаться, что я распыляю армию, но это делается ради концентрации удара. Там, где планировалось ранее наступление корпусов Казарцева и Перекрестова, надо будет поставить сорок пятый стрелковый. Его задача – оборона!
Крылов понял замысел командующего фронтом. В создавшейся обстановке это решение, пожалуй, было единственно возможным. Сужение полос наступления. Огромная концентрация артиллерийского удара во взаимодействии с ударом авиационным, доведенная до предела плотность войск.
Черняховский собрал командиров корпусов и дивизий. Объяснил им задачу, указав на разницу в планировании операции «Багратион» и Восточно-Прусской. Здесь нет условий, чтобы создать внезапность для противника или найти какой-либо неожиданный маневр. Черняховский предупреждал, что здесь надо предусмотреть неожиданности, которые подготовит противник, и быть к ним готовым, а потому держать все силы в кулаке и уделить особое внимание вводу в действие танковых и противотанковых резервов.
Черняховский поставил задачу к 8 октября командирам дивизий и их штабам перейти на наблюдательные пункты и внимательно следить за всем, что происходит в полосе обороны противника.
Крылов и начальник штаба Прихидько на основании указаний комфронта готовили передислокацию войск, но нервное напряжение у Николая Ивановича не спадало.
Раны кровоточили, он скрывал это от своих товарищей. Об этом знал только его водитель Ковтун, но и Ковтун увидел, что молчать далее нельзя.
К 14 октября войска фронта завершили перегруппировку, наступление было назначено на 15 октября.
Утром Николай Иванович с трудом поднялся. Ковтун несколько раз делал ему перевязки. Боли доводили до потери сознания. Ковтун осмелился предложить командарму пригласить врача. Крылов запретил ему об этом даже упоминать. А к вечеру приехали врачи, присланные командующим фронтом. Крылов попытался уйти от осмотра, но раздался звонок Черняховского, и тоном, не терпящим возражений, Иван Данилович приказал командарму пройти осмотр.
– Э-э, товарищ генерал-полковник, – говорил хирург, – я от вас никак такого не ожидал… Вот-вот
7
Москва. Серебряный переулок. Центральный военный госпиталь. Здесь Николай Иванович Крылов провел два долгих, тягостных месяца. Ему сделали сложную операцию и извлекли осколок немецкого снаряда, который стал причиной тяжелого осложнения. Крылова мучила слабость, долго не проходили боли. Но, несмотря на это, он не замкнулся в себе. Был приветлив, шутил с лечащим врачом Александрой Петровной Анохиной, с сестрами и нянечками. И постоянно просил их приносить газеты, где он пристально искал сообщения с 3-го Белорусского фронта. Но их не было. И это больше, чем собственное состояние, тревожило Крылова. Но вот наконец заботливая Анна Петровна вошла в палату, сияя улыбкой.
– Здесь для вас что-то есть, – сказала она, протягивая «Правду» и «Красную звезду».
Крылов, уже догадываясь, чем может быть это «что-то», развернул газеты и сразу же увидел приказ Верховного Главнокомандующего. Едва сдерживая дыхание, он торопливо пробежал взглядом по газетным строчкам: «Войска 3-го Белорусского фронта, перейдя в наступление, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации, прорвали долговременную, глубоко эшелонированную оборону немцев, прикрывавшую границы Восточной Пруссии, и вторглись в пределы Восточной Пруссии на 30 километров в глубину и 140 километров по фронту».
Эти скупые строчки приказа многое сказали Крылову. Войска фронта овладели городами Ширвиндт, Кибартай, Эйдкунен, Шталлупенеи и другими – в общей сложности гитлеровцы были выбиты более чем из 900 населенных пунктов, из которых около 400 находились на территории Восточной Пруссии. Свыше четырех тысяч квадратных километров отвоеванной территории противника, многие сотни городов, поселков и деревень, очищенных от врага, – это немало. Но он за этими строчками видел и другое: до конца эту операцию выполнить не удалось. До рубежа Инстербург, Даркемен, Гольдап, ближайшей задачи фронта, оставалось еще сорок километров. Значит, противник оказал такое сопротивление, что ни 5-я армия, ни соседи продвинуться дальше не смогли. Но, может быть, смогут еще?
Каждый день с душевным трепетом разворачивал Николай Иванович газеты, надеясь увидеть новый приказ Верховного, но его все не было.
Анастасия Семеновна любящим сердцем чувствовала, что мужа одолевают невеселые мысли. Иногда ей удавалось отвлечь его разговорами о детях. Николай Иванович рассказывал жене о том, как служит «солдат Лида», как изменилась и повзрослела она за год войны, каким твердым стал ее характер. Анастасия Семеновна, в свою очередь, зачитывала теплые, по-сыновьи ласковые письма Юрия, который учился в Рязани в автомобильном училище. Николай Иванович называл эти послания «докладными записками». Он очень радовался, когда в палату врывался раскрасневшийся на ветру десятилетний Борис, требовавший тут же рассказов «про войну».
Но уходили домой жена и сын, и опять мысли Крылова возвращались к его армии; он вновь и вновь пытался предугадать, как развернутся там события.
Сомнения и переживания закончились лишь с получением письма от Николая Яковлевича Прихидько. «Дорогой Николай Иванович! – писал начальник штаба. – Знаем, что, несмотря на свои недуги, вы волнуетесь и тревожитесь за нас. Не беспокойтесь! Дела у нас сложились неплохо, хотя надеялись на более лучшее. С приказом Верховного от 23 октября вы, вероятно, знакомы. Он подытожил то, чего мы достигли. Теперь закрепляемся, и, видимо, надолго. Поправляйтесь, ни о чем не думая. Вас замещает генерал-лейтенант Петр Григорьевич Шафранов из хозяйства Галицкого. Одним словом, все пока хорошо. Ожидаем вас здоровым и бодрым… Все соратники и боевые друзья крепко-крепко обнимаем вас».