Николай
Шрифт:
Я хватаю брюки, надеваю их и иду к бару. Бурбон мягко плещется вниз, как жидкий огонь и я вдыхаю пламя.
– Наслаждаешься шоу?
– спрашиваю вслух я, наливая еще.
Нет ответа. Ничего другого я и не ожидал.
– Знаешь, ты могла бы преуспеть. Особенно, если готова кое-что делать вместе с девочками.
– Я поворачиваюсь к темному углу комнаты и улыбаюсь.
– Клиенты любят такое дерьмо.
– Меня от тебя тошнит, - звучит резкий ответ - Пошел на хер!
– Прости, малышка, - усмехаюсь я, идя на голос - Но я не трахаю товар.
Я стою в самом темном углу комнаты, окутанный тенями, перед ней. Девушкой. В ее янтарных глазах мольба о смерти, съежившись она сидит между комодом и креслом, отчаянно пытаясь раствориться в стене, чтобы убежать. Но она не может. Она не может уйти, даже если ее маленькая жалкая жизнь зависела бы от этого. Она подписалась остаться в четырех стенах этого особняка.
– Я не шлюха, ты, отвратительный кусок дерьма, - шепчет она сердито.
– Конечно же, нет.
– Я приседаю к ней, держа бокал в руке. Я протягиваю ей его, но она отмахивается, словно я предлагаю кубок, полный крови.
– Но как ты знаешь, я обеспечиваю жильем шлюх. Никто не живет здесь бесплатно.
Ее глаза блестят от слез, и она быстро отворачивает голову, поэтому я не могу увидеть ее слезы и смахнуть их. Моя рука дергается, желая прикоснуться и пройтись по влажному следу на ее щеке. Вместо этого, я залпом опрокидываю бокал, заглушая позывы.
– Почему?
– внезапно спрашивает она.
Я пожимаю плечами.
– Проституция - одна из древнейших профессий. Секс всегда будет востребован.
– Нет... почему ты это делаешь? Зачем ты забираешь невинных девушек и превращаешь их в ничто иное, как мешки для мусора? Неужели ты не испытываешь вины? Разве тебе не плохо в таком жалком бесполезном месте?
Я улыбаюсь от раздражения.
– Сперва наперво, я никому не подчиняюсь. А женщины работают и находятся здесь по собственному желанию. И раз ты не поняла, то никому не причиняют здесь боли. У них самая дорогая одежды, они балуют себя регулярными походами в спа-салоны, и имеют круглосуточную охрану. Поверь мне, они могли бы заниматься гораздо худшими вещами до меня, а большинство это и делали. И отвечая на твой второй вопрос...нет. Я не чувствую никакой вины. Чувство вины — это удел слабых и эмоциональных. Это ты должна заботиться о ее пристанище. А меня это не ебёт никоем образом.
Она качает головой и саркастически улыбается.
– Вау. Я-то думала, что Принц будет более благородным.
Я чуть не подскакиваю. Принц. Она знает, Блять, она знает...
– И вот что я подумал, шлюхи должны быть более покладистыми, - резко отвечаю я, умело маскируя панику.
– Я. Не. Шлюха!
– рычит она. Девушки, спящие в нескольких футах, шевелятся, но все же не просыпаются.
От удивления я поднимаю брови.
– Правда что ли? Ну, что ты планируешь сделать для меня? Ты знаешь характер моего бизнеса: долг должен быть полностью погашен. И как же ты собираешься заплатить мне по остаткам долга твоего отца?
Ее губа дрожит, и она сильно прикусывает ее, от чего та становится вместо малиновой белой. Девушка смотрит в сторону, пытаясь сморгнуть упрямые слезы и отчаянно скрыть свой страх от меня. Я знаю, что внушаю страх, и хочу видеть это. Я не могу без этого - без свежих, человеческих эмоций. Я хочу ее слезы, но снова, часть меня не хочет заставлять ее плакать.
Видите? Противоречивый ублюдок.
– Все, что захочешь, - наконец шепчет она, уставившись на меня. Хотя, скорее всего она не может видеть моего лица, ее выражение лица стойкое и уверенное. Храброе.
– Все, что ты от меня захочешь.
Я медленно киваю, но я потрясен от того, что она согласилась на подобное дерьмо. И возможно немного разочарован. Может быть мне хотелось, чтобы она боролась со мной. Возможно хотел, чтобы она отказалась, так как считает это отвратительным и неправильным. А не полностью соглашалась с этим. Ни одна здравомыслящая, уважающая себя девушка не подписалась бы на такое дерьмо.
Я запускаю руку в волосы и дергаю их от необъяснимой злости. У этой девчонки нет никакого опыта работы в борделе, и все же она здесь, и я чертовски упрям, чтобы сделать что-нибудь с этим. И тот факт, что я хочу, блять, я хочу простить ей долг, который на нее повесил так называемый отец, ради того, чтобы трахнуть ее.
– Верно. Ну, мы должны начать прослушивание, - говорю я наотрез. Поднявшись, я начинаю расстегивать брюки.
– Чт…что? Что ты делаешь?
От ужаса она широко раскрывает глаза, когда замечает, черные волосы, выглядывающие из моих расстегнутых штанов.
– А как ты думаешь, что я делаю? Я не могу продавать то, что сам не попробую. Сейчас могу предположить, что ты вероятнее всего откажешься отсосать мне, так что единственный раз я сделаю исключение.
– Все еще скрытый пеленой ночи быстрым движение, которое она не в состоянии увидеть, я приседаю перед ней.
– Я позволю тебе переспать со мной, красавица. Ты ведь именно этого хочешь? Видела, как я трахал этих девушек? Как заставил их стонать и выкрикивать мое имя? Ты ведь тоже так хочешь? Ты хочешь почувствовать меня глубоко внутри себя так же, как я был глубоко внутри них.
Когда я тянусь к лямке ее шелковой ночной рубашке, которую надела на нее Надя, я чувствую, как девушка дрожит под моими пальцами. Она всхлипывает в ту секунду, когда моя кожа прикасается к ее, легкое жжение бежит по моим пальцам и тонет глубоко внутри меня.
– Нет, - говорит она сквозь прерывистые рыдания.
– Пожалуйста, не делай этого.
– Что? Предпочитаешь раздеться сама?
– раздраженно насмехаюсь я, сжимая тонкую ткань.
– Не надо разыгрывать страх передо мной. Ты знала, на что подписывалась.
– Но, но... я не могу. Не могу этого сделать. Прекрати, пожалуйста.
Я одергиваю руку назад и крепко сжимаю в кулак. Так же сильно, как я хочу дотронуться до нее, я жажду ее чувства чистого ужаса, я не хочу этого. Нет. Только не так.