Николайо Андретти
Шрифт:
Где была Эрика, когда я ночами спала на испачканном мочой ковре? Где была Эрика, когда я рылась в пустых шкафах в поисках еды? Где была Эрика, когда у меня не было ни зубной щетки, чтобы почистить зубы, ни шампуня, чтобы помыть голову?
Нигде.
Как будто меня никогда не существовало.
Только-только мне исполнилось восемнадцать, а она уже забрала единственного человека, который когда-либо имел для меня значение.
Отгоняя мрачные мысли, я взъерошиваю волосы Мины.
— Привет, малышка.
Она застонала.
— Мне
— И ты все еще будешь малышкой, когда тебе будет в тринадцать раз больше.
Не колеблясь ни секунды, она говорит:
— Ты, вероятно, будешь мертва, когда мне будет семьдесят восемь, и ты точно будешь мертва, если мне исполнится сто пятьдесят шесть.
Несмотря на болезненность ее слов, я ухмыляюсь. Я пользуюсь любой возможностью проверить ее математические способности. Может быть, Мина и не сильна во всех предметах, но она — математик, когда дело доходит до умственной математики. Развивать эту ее способность — единственный плюс этого забытого места.
— А если серьезно, то как у тебя дела?
Она закатывает глаза, ее красивые зеленые глаза ярко горят под густым пологом ресниц.
— Я в порядке. Почему ты всегда спрашиваешь меня об этом?
— Потому что я твоя сестра и беспокоюсь. — Я оглядываю ее миниатюрное тело и сужаю глаза. — Ты стала худее? Ты ешь? Тебя здесь кормят? У тебя достаточно еды? Они дают тебе то, что тебе нужно? Ты х…
Она поднимает на меня руку и смеется, красиво откидывая голову назад.
— Минка! Остановись! Боже! Я в порядке. Я обещаю.
Я вздыхаю.
— Я беспокоюсь о тебе.
— Я знаю.
— Я люблю тебя.
— Я знаю.
— Я беспокоюсь о тебе.
— Ты уже говорила это.
— Ну, я беспокоюсь, ладно? — Я сажусь на пластиковый стул рядом с ее инвалидным креслом, и дешевый материал скрипит под моим весом. — Что ты хочешь сделать прямо сейчас?
Она ухмыляется и в своей невероятно взрослой манере замечает:
— То есть теперь, когда тебе надоело тратить наше время, спрашивая меня, все ли у меня в порядке?
— Ты такая соплячка.
— На прошлой неделе я тоже была в порядке, когда ты меня спрашивала.
— Ты отстой.
— И я была в порядке, когда ты спросила меня на позапрошлой неделе.
— Моя любовь тратится на тебя.
— И на поза-позапрошлой неделе.
— Я заблокирую колеса твоей инвалидной коляски.
Это заставило ее замолчать.
Она расширяет глаза, и тогда мы смеемся, слезы застывают в наших глазах, а в моей душе теплится надежда.
В такие моменты я забываю, что я не очень хороший человек. Что я разозлила и оттолкнула всех, кто когда-либо со мной общался.
В такие моменты я чувствую, что могу двигаться дальше от того, кто я есть, от человека, которым я никогда не хотела быть.
От человека, которого я ненавижу.
5
Правда освободит вас,
но
Джо Клаас
МИНКА РЕЙНОЛЬДС
Я сосредотачиваюсь на пешеходах, пока Убер, в котором я нахожусь, стоит на красный свет. На другой стороне улицы мое внимание привлекают двое мужчин.
Одному на вид около тридцати, а другому не более чем на несколько лет старше двенадцатилетней Мины.
Мои глаза сужаются, когда я вижу, как старший мужчина протягивает ребенку несколько купюр. Ребенок смотрит на деньги с минуту, затем убирает купюры в карман, достает коричневую картонную коробку и протягивает мужчине шоколадку в фольге.
Для неподготовленного глаза весь этот обмен выглядит достаточно невинно — просто бедный ребенок пытается заработать на продаже шоколадных батончиков, а богатый человек пытается помочь. Но мои глаза видят, что происходит на самом деле.
На самом деле я хорошо знаю, что происходит.
Ведь когда-то я была таким же ребенком.
Я подавляю желание оглядеть улицу. Где-то на этой улице находится босс этого ребенка, будь то его родитель, соседский дилер или какой-нибудь другой отморозок, считающий, что использовать детей для торговли наркотиками — это нормально.
Какая-то часть меня хочет открыть дверь и помочь парню, вытащить его из той передряги, в которую он попал. Но я этого не делаю. Вместо этого я молча сижу, пока водитель Убер отъезжает от перегруженной улицы, потому что, как и большинство вещей в жизни, это слишком сложно. Слишком много переменных и слишком много неопределенности.
Если бы я помогла ребенку, то могла бы нанести больше вреда, чем пользы. Пришли бы социальные службы, и кто знает? Может быть, я разлучила бы ребенка со старшей сестрой, которая изо всех сил пытается вытащить ее и брата из этой передряги.
А может, я разлучила бы ребенка с младшим братом или сестрой, которые еще не родились. Тогда я лишу ребенка будущего защитника, а этого я хочу меньше всего.
Эта мысль заставила меня задуматься о следующих нескольких неделях. Мой приближающийся выпускной маячит передо мной, как маяк, но вместо того, чтобы вести меня к берегу, он заставляет мой мозг плыть по течению. Чем ближе и ближе, тем более потерянной я себя чувствую.
Не поймите меня неправильно. Я знаю, куда иду. До окончания университета я найду новое место жительства, найду работу на полставки, пока буду готовиться к сдаче экзаменов. И если все пойдет хорошо, я подам документы и поступлю на ускоренную программу юридической школы Уилтон, которая позволит мне получить степень юриста за один год, а не за два.
Тем временем я буду работать с Джоном, и, в конце концов, он сделает мне предложение. Как только он сделает это, у меня будет стабильная обстановка в доме и финансовые средства, чтобы подать на опекунство над Миной. Я также буду на пути к стабильной карьере.