Никому тебя не отдам
Шрифт:
— Ну-ну, Лесь, — шептал голос Ваньки, такой родной.
Я будто в детство вернулась, когда братец сдувал с лица слёзы. Смеялась тогда громко, прямо взахлеб. Да, разве, можно сдуть слёзы?
Невозможно прожить жизнь заново. Нельзя повторить дубль, как в кино. Машины времени не существует. Это суровая реальность, такая, как есть.
Чьи-то еле уловимые шаги послышались за спиной. Не обернулась. Продолжила прижиматься к родному человеку и тихо всхлипывать на его плече. Дыхание. Тяжелое и сбитое. Его услышала сразу. Что-то кольнуло
— Рано со счетов меня списали, — ухмыльнулся Тим. Ощутила ухмылку по голосу.
Круто развернулась, оказываясь к нему лицом. Ноги ватными стали. Шаг вперёд сделала и едва лужицей не растеклась на кафельной плитке. Ванька удержал. В считанные секунды подхватил обмякшее тело. Долго смотрела на израненные черты лица. Разбитые губы, глубокий порез вдоль всей левой щеки, заплывший глаз, будто пчелы покусали на пасеке. Он с трудом стоял на ногах. Одной рукой опирался на стену, а другой — обхватил меня чуть выше талии.
Гримаса боли исказила его лицо, когда я прижалась к телу. Встрепенулась, отстранилась, боясь причинить новую волну боли. Хотела отойти, но он за руку схватил. Не разрешил отдалиться.
— Волновалась? — я только головой кивнула несколько раз, а затем будто с цепи сорвалась. На цыпочки поднялась, шее руками обхватила его лицо и принялась покрывать легкими поцелуями уцелевшие участки кожи.
— Я не сплю, Тимур? Точно, не сплю? — шептала, а может, лишь в голове задавала вопрос. Но он всё понял. Легко ущипнул меня за руку. Сразу же очнулась, а затем плотину прорвало, не иначе.
На брата набросилась. Кулаками хаотично махала, ударить хотела. Да не позволил. Будто клещами схватил, руки за спину завёл. Обезоружил просто. Черный пояс по Джиу-джитсу, о чём разговор?
— Придурок! Ты же говорил, в реанимации он, в тяжёлом состоянии. Что за шутки, а? — с упрёками набросилась, раз кулаки не смогли попасть в цель.
— Что ты ей наплел? — за спиной его голос раздался. Он широко улыбался, наблюдая за нами со стороны.
— Ничего особенного. Ты рано вышел. Ещё бы минут десять и была бы Леська без пяти минут, как Вольская. Весь гольф своим ручьями промочила. Рыдала тут на плече, — мужчины переглянулись между собой, а мне только оставалось читать по глазам. Тщетно. Ни единого знака не распознала.
— Иди ко мне, малыш, — дышать легче стало, когда Ванька клещи свои убрал. Запястья потерла. Кожа неприятно саднила. Видимо, силу не рассчитал, пальцами хорошо пропечатался по нежной коже.
Окинула взглядом фигуру Тима. Жалко его стало. В сердце снова закололо, будто совесть иглами каждую клетку проткнула. Внутренний голос спутал мысли. Радоваться нужно, что жив, что стоит сейчас передо мной и улыбается, объятья раскрывает, да я всё не решаюсь. Совестно, боязно и обидно. Три эмоции в одном флаконе. Братец ещё углей в печь подкинул. Напугал, что в тяжёлом состоянии в реанимации. Испугалась. Все слёзы выплакала.
— Не бросай меня, пожалуйста, — разбитые губы коснулись виска, кожу опалило горячим дыханием. Я не ответила, а лишь крепче прижалась к мужской груди. Тим заметно скривился, едва не вздрагивая от моих касаний. Отстранилась, но далеко уйти не дал он.
— Тебе больно? — голос дрожал, да я и не пыталась говорить ровно. Все равно, что со мной, лишь бы пережить этот эпизод.
— Пару ребер сломал, а так все нормально. Лесь, поехали домой, ко мне? Я не могу без тебя, — признание сорвалось с губ, а я прижала ладонь к его рту — нет, больше ни слова.
Слишком много сил забирал пустой разговор. Не нужно ничего объяснять. Все видела и понимала. С катушек слетел Вольский. Заклинило его конкретно. С такими темпами вся эта любовь могла перейти в маниакальный синдром. А дальше что?
Послушалась. Внутреннего голоса послушалась. Позволила Ваньке вызвать такси и усадить нас с Тимуром в машину. Всю дорогу молчали. Веки слипались. Бесполезно бороться со сном, когда организм истощен и жаждет отдыха. Заснула на его плече. Так хорошо было, спокойно. И даже касание его подбородка к макушке не вызывало раздражений. Куклой тряпичной стала. Обмякла в теплом салоне автомобиля.
Оказавшись в квартире Тимура, вызвалась помочь. Сняла порванную футболку, отшвырнула в сторону. Пыталась отвести взгляд от тугого корсета, что фиксировал поломанные рёбра. Тим рукой потянулся. Привлёк к себе. Нежно поцеловал. Вздрогнула, заметив очередную гримасу боли на его лице. Но он не позволил уйти, снова прижал к себе, точно мазохист. Пусть будет больно, но лишь бы рядом со мной. Лишь бы слышать моё дыхание и ощущать тепло кожи на теле.
Странная штука любовь. Она поработила Тимура. Одержимым стал, зависимым. Боялся отпустить. Всё время спрашивал, не уйду ли я. Но я не ушла. Так и заснула рядом с ним, когда первые лучи рассвета, пробились сквозь занавесках на окнах. Мир замер на короткий миг.
На работу не пошла. Позвонила в отдел персонала, попросила отгулы на три дня. Домой хотела вернуться, чтобы вещи кое-какие сложить на первое время. Но не вернулась. Тимур не отпустил. Лежал на постели, будто маленький капризный мальчик с температурой, и всё время требовал заботы и внимания.
К вечеру у Вольского действительно поднялась температура. Горел весь. Только ко лбу тыльной стороной ладони прикоснулась, как кожу обдало жаром. Испарина на теле появилась. Позвонила в скорую. Ответили, что нет свободной бригады. Порекомендовали холодный душ и таблетки.
Заставила Тимура принять душ. Да только он за собой потащил, прямо под струю холодной воды. Окатило, будто с ведра. Тим обнял за плечи, прижав к себе. Сердце учащенно забилось, дыхание затруднилось. Мысли из головы улетучились. Всё стало неважным.
— Леся, любимая девочка. Никогда не бросай меня. Сдохну без тебя, как собака беспризорная, — он целовал мои веки, скулы, пока я звучно стучала зубами от холода. Головой кивнула. На все, что угодно согласна была, лишь бы он поправился, на ноги поднялся.