Никто, кроме Господа Бога

Тё Илья

— О, дьявол, похоже, мне не хочется это слышать…

— Да ладно, я ведь не убивал Эливинера. Убийство бога-обезьяны — это задумка Габриэля, за которую он и поплатился. Я всего лишь косвенно помог Гебу получить оружие, способное пробиться в Буцефал и изъять информацию из Галереи Македонянина. Убить Эливинера? Не-е-ет! Он жив на самом деле. Я просто поместил его матрицу в особую, очень долгую программу Упокоения. В собственную скрытую программу. Никто в Корпорации не догадывается о ней, поскольку кроме Информационной Сети, смею вас уверить, есть, скажем так, «надсистема», контролирующая и Сеть, и вместе с нею все Мироздания Арт Континиума. Надсистема, доступная только мне. Я подбросил

Гебу матрицу Гора и позволил верить, что он смог украсть ее из правительственных хранилищ. Я всего лишь подарил ему вас.Остальное вы знаете. И вот, теперь, вещица, отданная мной миллиард лет назад, снова у меня.

— Но зачем? Зачем вы вернули Артефакт себе, если сами отдали его Эливинеру, чтобы избежать искушения?

— Странный вопрос. И ответ на него весьма очевидный, замечу. Когда в течение миллиарда лет вы можете позволить себе все, кроме одного, это одно становиться непреодолимым желанием. Я хочу немного на самом деле… Вернуться на Землю и погулять по ней. Поймите меня правильно — не устраивать там оргии или основывать колонии! Просто подышать. Пройти по засыпанным мертвыми песками холмам, на которых некогда возвышался Рим. Мой Рим! Пройти по высохшему руслу Нила, где я плавал еще маленьким мальчиком… Прокатиться на лошади по полям Истрии, где безусым юношей я скакал вслед за своим отцом… Понимаете? Конечно же, нет. Я знаю, что со стороны это кажется сущим безумством, но я больше не могу этого терпеть. Груз вечности слишком велик. Я просто хочу… домой.

Йенг выбросил окурок, достал новую сигарету и, щелкнув дешевой одноразовой зажигалкой, затянулся дымом, как совсем недавно делал Габриэль Бруно. «Что за пагубная привычка у местных божков?» — мельком подумала Катрина. Удивительно, но, несмотря на страшный эмоциональный накал рассказа, внешне верховный бог Искусственного Мироздания оставался спокоен. Руки его, сжимающие сигарету, оставались тверды и медленны, движения — уверенны и плавны.

— Моя Божественность, — продолжил Йенг, — не настоящая. Мне подчинена вся машинерия Корпорации, но таланты тшеди, которые время от времени возникают то тут, то там, мне не подчинены. Вот уже миллиард лет я балансирую на грани, сдерживая демиургов, усмиряя наиболее могущественных тшеди, предлагая кому богатство, кому славу, а кому смерть. Но я устал. Устал, Катрина!

— Но разве проблема не решается просто? Что мешает вам просто усыпить всех современных демиургов и тшеди, как вы поступили когда-то с богами Пантеона? Неужели моральные соображения?

— Конечно же, нет, при чем тут мораль?! И мощи, и решимости мне хватит, но… Многие из демиургов и тшеди — достойные люди, как тот же Сэт-Эливинер. Я не могу убивать их просто так. Дело тут не в этике, не в морали, а просто… Ведь я человек, понимаете? За что я должен их убивать? Просто потому, что устал нести бремя постоянного контроля над ними? Нет, это даже смешно, несерьезно, люди, так не поступают. По многим признакам меня можно назвать циничным скотом, но убивать собратьев из скуки… это не для меня. Ни сейчас, ни через еще один миллиард лет.

Катрина кивнула:

— Мне кажется, я поняла.

— О! — Йенг выдохнул два колечка и ехидно улыбнулся. — Понять бога-творца — это древняя мечта всех эзотериков. Я вижу, вам удалось.

— Но как же… Где доказательства? Вы всего лишь стоите передо мной, курите — кстати, отвратительная привычка, даже для Бога, — и говорите слова.Как узнать мне, что это не выдумка, не пустой треп?

— Никак.

— Никак?!

— Конечно, никак. Творцу незачем оправдываться перед своими созданиями в своем существовании. Не нужно ничего доказывать. Зачем это мне? Верите,

не верите, мне-то что? Впрочем, если вам будет легче, то… комиссар Йенг, вот эта моя курящая оболочка, доживает свои последние дни… Давайте так. Когда все закончится, — дня через два, я думаю, — я сдам в канцелярию все отчеты, а потом предоставлю вам, сикха, два неопровержимых доказательства своей божественности. Первым из них будет смерть комиссара Йенга, а вторым — сдержанное мной обещание.

— Какое еще обещание?

— Вспомните через два дня. Я попрошу о нем хапи Рукса. О, кстати, вот и его двойник. Смотрите — ведут Артели. Ну, пообщайтесь.

С этими словами Йенг двусмысленно улыбнулся и, развернувшись на каблуках, заковылял на кривых ножках прочь.

Катрина сначала дернулась за ним, но остановилась. Артели, ведомый под белы ручки высоким молодым полицейским, смотрел на нее горящим и ненавидящим взглядом.

— А-а, моя чудная Кэти, — прошипел он, приблизившись, — выжила, значит…

И тут же вспыхнул гневом, почти захлебнувшись слюной:

— Ты сдохнешь, сука, ты сдохнешь! Ты ведь всего лишь агнатка! Рабыня! Вещь! Они ведь не дали тебе денег, верно? Только свободу? Ха! Через полста лет ты приползешь в ближайший Индустриальный Центр, умоляя сделать из тебя наложницу. И тебя купят, слышишь? Купят как вещь, как предмет, как резиновую куклу. О-о! И тогда, что будет тогда! Тогда я выкуплю твою матрицу, чего бы мне это ни стоило! Ты вернешься в школу, слышишь? Вернешься! И тогда я лично прослежу, чтобы ты стала самой грязной из моих шлюшек! Это ведь Корпорация! Ты раба, раба навсегда! Рабыня!

Катрина спокойно смотрела еще пару секунд, как Артели беснуется перед ней, пуская изо рта слюну и пену от бешенства, а затем в ее мозге вдруг всплыл Катилина, и она резким, коротким и едва уловимым броском двух пальцев разбила ему кадык.

Брызги крови полетели в стороны.

Артели дернулся, но вместо крика из его горла, имеющего теперь целых две дыры вместо одного рта, как раньше, вырвался только сдавленный хрип.

— Агнатка, вот верный термин Корпорации, — назидательно сказала Катрина, глядя сраженному ее ударом Артели прямо глаза в глаза. — Отдыхайте, господин Артели, отдыхайте.

Тело 17

ПРИДЕТСЯ ВЫКУПАТЬ!

Искусственное Мироздание, экуменополис Дуат (город-куб).

Три недели спустя.

Два дня спустя господь Гордиан Оливиан Рэкс сидел на подоконнике своего гостиничного номера (не люкса, конечно, но вполне достойного) и, качая своей стройной и по-прежнему женской ножкой, любовался видами Набережной № 201.

Да-да. На подоконнике в теле Катрины Беты сидел именно Гордиан Рэкс. И указанное обстоятельство, собственно, не было удивительным. Бог Гор все же имел наиболее мощный пласт воспоминаний по сравнению и с легатом Катилиной, и уж тем более, с агнаткой Кэти. И он теперь преобладал. Что же касается полового восприятия собственной сущности, то… все же в голове Катрины Беты было целых два старых опытных мужчины и всего одна очень молодая девушка. Соответственным получился и результат.

Раскинувшаяся перед голубыми очами Гордиана Рэкса Набережная № 201 тянулась километров на десять в одну и в другую сторону, а за ней… за ней начинались набережные Двухсотая и Двести вторая.

«Да уж, — подумал воскрешенный бог, — хорошо иметь на планете моря с идеальной береговой линией. Вид, конечно, — закачаться можно».

Но вот с правопорядком в этих местах обстояло значительно хуже.

Гор вздохнул и еще раз перечитал газетную статью, только что принесенную ему Саймоном Руксом: