Никто не услышит твой зов

Он его поймал. Белый, влажный от росы футбольный мяч. Мяч блестел и переливался в свете утреннего солнца, был скользким и холодным, противным…

Еще противнее была ухмылка мальчишки, что стоял перед Марком. Глаза пацана светились красным демоническим огнем. Он с интересом и легкой ухмылкой смотрел на чужака.

— Можно мне мой мяч? — спросил мальчишка, переступив с пятки на носок.

Марк скривился, протянул мячик и, обогнув парнишку, отправился к главному входу школы.

Как же он не любил детей! А еще больше

не любил это место. Нет, сами уроки когда-то вызывали у него дикий восторг. Марк всегда был отличником и впитывал знания как губка, но перемены, внеклассные занятия и игры… Это был его личный ад. Его не принимали, его не воспринимали, его боялись. Еще бы! Марк даже в детстве прекрасно управлялся с сущностью, мастерски ее контролировал, чувствовал так, как не умели остальные.

И вот он снова здесь. В месте, куда, думал, никогда не вернётся. А игры у мальчишек-акудзин все те же. Это не просто футбол. Это соревнование сущностей — кто ловчее схватит щупальцами силы мяч и отправит его в ворота.

Школа имени Дмитрия Ивановича Менделеева расположилась подальше от людских глаз. В пригороде, в лесной глуши, да еще за шестиметровым забором, где маленькие акудзины жили и учились пять дней в неделю. В понедельник родители перемещались вместе с ними на территорию школы, а в пятницу так же ее покидали.

Марк и сам сейчас переместился на специальную площадку из собственной кухни. С площадки открывался вид на дворец с колоннадой и двумя не столь помпезными жилыми корпусами. Он там бывал, но хвала родителям, они не настаивали на том, чтобы он жил в школе, и каждый вечер забирали его домой.

Размышляя о бренности бытия, начальнике-самодуре, и о возможном возвращении к археологии Марк вошел в главный холл школы, где его тут же оглушили крики и визги сотен маленьких демонов.

— Голицын! Рад снова тебя видеть в этих стенах! Надо признаться, я скучал! — лавируя между носящихся туда-сюда детей, к нему навстречу шел директор этого ада.

Лев Ларионович Житников был бессменным директором школы вот уже полсотни лет. Выглядел, однако, на сорок пять, но до жути напоминал своего тезку Льва Толстого. Такая же борода, строгий взгляд, высокий рост и косая сажень в плечах.

Житников хлопнул бывшего ученика по плечу так, что Марк чуть не согнулся пополам, и громогласно заявил:

— Молодец! Хвалю! Нет, ну надо же достать Хроники, а потом уйти в Седьмой отдел обычным опером!

— Я следователь, — словно оправдываясь поправил Марк.

— Тем более! А как же наука? Ты археолог, фольклорист. Куда тебя понесло? — покачал головой Житников.

— Куда надо, — невежливо отвечал Марк, от чего Житников опешил, но ничего не ответил и повел бывшего ученика на второй этаж по широкой парадной лестнице.

По дороге Лев Ларионович рассказывал новости школы за последние тринадцать лет, но Марк его не слушал. Ему это было не интересно. Сейчас он мысленно ругал Константинова за то, что тот отправил сюда именно Марка. Он искренне не понимал за что ему такое наказание.

Вчера на утренней планерке начальник приказал провести лекцию выпускникам школы. Лекция, да не совсем, скорее рекламная кампания Седьмого отдела. Красиво рассказать о том, почему работа отдела так важна для акудзин, и почему молодежь должна вступать в ряды доблестных защитников порядка и спокойствия их сообщества.

На резонный вопрос Марка, зачем вчерашним школьникам идти работать туда, где большую часть времени они будут пить кофе и писать сухие отчеты, Константинов не ответил. Только наорал. Впрочем, как и всегда, но все же объяснил, почему именно Марк должен отправиться на столь ответственное задание — Голицын единственная десятка в отделе, герой акудзин, известный всему сообществу, а подросткам нравятся такие, как он.

Какие такие Марк не знал. Это вечером за кружкой пива друзья, подтрунивая, объяснили ему, что он, Марк Голицын, акудзин с сильной сущностью, нашедший главную реликвию их вида, участвовавший в поимке опасного маньяка в прошлом году, да и просто красавчик, от которого пищат все женщины от пяти до ста пятидесяти.

Марк с ними был категорически несогласен. С Константиновым тоже, но приказ есть приказ. Так что он тяжело вздохнул, когда Житников распахнул перед ним дверь в класс, и вошел в помещение.

На него тут же уставилось двадцать пар глаз.

— Доброе утро, — поздоровался Марк и прошел за учительский стол.

Пока он раскладывал на столе свои вещи, Житников расхваливал Марка перед выпускниками, перечисляя все заслуги Голицына перед «отечеством». Сам Марк, сосредоточенный на простых механических движениях, внезапно почувствовал прилив сил и уверенность. Преподавать ему доводилось. Правда в институте, но и тут перед ним не мелкие детишки, а уже вполне взрослые акудзины, которые совсем скоро станут студентами, так что проблем возникнуть не должно.

Тем более Марк по собственным ощущениям был отличным лектором, так что ему предстояло просто на сорок пять минут окунуться в свою стихию, а потом быстро свалить к себе в кабинет в Седьмом отделе и забыть про это утро, как про страшный сон.

— Все-все! Оставляю вас! Марк Юрьевич, заглянете ко мне после лекции на чашку чая? — спросил Лев Ларионович, лучезарно улыбнувшись.

— Боюсь, ничего не выйдет, — так же лучезарно, но более фальшиво улыбнулся Марк. — Работы много.

Нет. Он относился к этому мужчине с уважением, но разговаривать с ним о прошлом не собирался.

— Понимаю. Ну все, оставляю вас. Если что кричите громко!

— Обязательно, — буркнул Марк в спину Житникову и повернулся к классу. — Сразу скажу: я здесь не по своей воле.

Раздались смешки, но он все равно поймал заинтересованный настрой детей и улыбнулся. Это будет легко.

— Что ж… Меня вы знаете, а вас — не хочу показаться хамом — но вас я знать не хочу, все равно больше не увидимся. Если, конечно, кто-то из вас не решит пойти работать в Седьмой отдел. Кто не в курсе, но, наверное, вы все в курсе, Седьмой отдел — отдел по борьбе с преступностью среди акудзин, созданный в середине девятнадцатого века. Однако главная задача отдела вовсе не борьба с преступниками и раскрытие преступлений. А что, как вы думаете?