Никто не узнает
Шрифт:
— От переохлаждения растирают спиртом или водкой. Ни того, ни другого я не нашла, зато нашла бутылочку одеколона… Бабушкиного… От меня, наверное просто разит, да?
— Немного.
— Извини, — она немного отстранилась от парня и взяла свою чашку.
Милена допивала остывший глинтвейн, сидя в объятьях Глеба. Они молчали. Для Глеба это молчание было тягостным и он первым нарушил тишину.
— Как ты? — он коснулся губами ее длинных гладких, словно шелк волос.
— Очень хочется спать. Это наверное из-за нервов и из-за вина.
— Моя девочка, — еле слышно прошептал Глеб и погладил ее руку.
Милена вздрогнула. Он не называл ее так никогда.
— Моя девочка Миленочка, — так же тихо повторил Глеб. — Ты можешь стелить мне где угодно, но только рядом с собой. Стоило мне оставить тебя и вот что произошло…
Она обернулась к нему. Сейчас у нее были блестящие широко распахнутые глаза. Девушка вглядывалась в лицо Глеба, бормотала что-то тихо, так что он не мог разобрать слов, а потом, медленно опустив ресницы, словно пугаясь свой отваги, она поцеловала его. Он почувствовал на своих губах мягкие пылающие губы с привкусом вина и корицы. Она никогда не целовала его, но Глеб знал — этот поцелуй он запомнит на всю жизнь даже не потому, что он первый, он запомнит этот поцелуй, как самый нежный и любящий.
— Я тебя люблю, — прошептала Милена.
Она еще некоторое время посидела в его объятьях, а потом, медленно, словно нехотя поднялась с дивана. На вопросительный взгляд Глеба ответила:
— Я боюсь, что усну раньше, чем постелю нам постели. Глеб, ты не ответил, где ты будешь спать?
Он допил свой, едва теплый, глинтвейн и сказал:
— Я буду спать на диване. У камина теплее, поэтому я хочу что бы там спала ты.
— Хорошо, — кивнула Милена. — Сними свитер, я застираю. Я совсем забыла, что он у тебя в крови… Не бойся, к утру высохнет.
— Да ну, он все равно черный и…
— Мне не трудно.
Глеб стянул с себя свитер оставшись в черной футболке, и отдал Милене.
— Если тебе холодно, то я могу найти что-нибудь, — предложила девушка. — Тут есть кое-что из папиных вещей.
— Не, мне нормально, — ответил Глеб.
Милена быстро постелила постели и ушла в кухню. Глеб сидел на диване, как вдруг погас свет. Когда через несколько минут в комнату вошла Милена, он спросил:
— Что это?
— Не волнуйся. Снегопад. Наверное, где-то оборвались провода. Такое бывает.
— Тебе не страшно? — спросил Глеб.
Ее фигура замерла у стола.
— Нет, — ответила Милена. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Оба уснули не сразу. Каждый думал о своем, и одинаковом — о странном стечении обстоятельств, их отношениях и о том, что будет дальше. А за окнами падал снег…
Утро. Солнце светило в окна уютной гостиной, снег слепил своей белизной. Глеб открыл глаза и увидел Милену. Она сидела на краешке дивана, у Глеба в ногах и улыбалась.
— Доброе утро, — сказала девушка. — А ты оказывается соня. Спишь до полудня. Вставай и идем завтракать. Твой свитер.
Милена кивком показала на аккуратно висящий на спинке стула черный свитер Глеба.
Завтрак был накрыт в уютной кухне. Все здесь было такое же старинное, как и во всем доме и дышало памятью о каких-то добрых стародавних временах и особенной, сердечной теплотой домашнего очага. Правда, сантехника в кухне и ванной несколько выбивались из антикварной обстановки.
— Хорошо здесь, — сказал Глеб. — Почему вы называете это дачей? Это скорее загородный дом. Не боитесь, что обворуют?
— Нет, вряд ли кому нужен этот старый хлам, — улыбнулась Милена с любовью оглядывая кухню.
— Как ты себя чувствуешь?
— Все в порядке. У меня нет температуры и значит, я не подхватила простуды и не зря вылила на себя пол флакона "Цветов России". Мне не хочется вскрыть себе вены, значит мое душевное здоровье тоже в порядке, — она помолчала и с видимым усилием, глядя прямо перед собой, окончила фразу, — на моем теле нет ссадин и синяков и значит… Значит, все хорошо.
Глеб понял, что она имеет в виду и мысленно возблагодарил Бога, но развивать данную тему не стал.
— Что с одеждой твоей будем делать? Ты же не поедешь домой в халате и в носках.
— Не волнуйся, я здесь часто бываю. Есть во что переодеться. Хорошо, что ты догадался купить еды. Мы бы сейчас голодали, — улыбнулась Милена. — Когда поешь, поставь посуду в раковину, я потом помою.
Милена вышла из комнаты. Глеб допивал кофе, когда у него зазвонил телефон. Снова незнакомый голос с издевкой:
— Ну? Надеюсь, ты был умником?
— Можешь не сомневаться, — процедил Глеб сквозь зубы.
— Долго отогревать не пришлось?
— Что ты с ней сделал?
— Ничего особенного. Я же говорил! Снотворное, грим, платьице. Жаль туфель не нашлось нужного размера. Не напрягайся, Глеб, хоть она у тебя и красавица, но не в моем вкусе. Так что я к ней и не притронулся. Понимаешь о чем я? — голос противно захихикал. — Я еще позвоню.
Абонент отключился. Глеб вообще ничего не понимал. Небыло даже предположений о том, кто этот человек и чего добивается.
— Кто-то звонил?
Глеб вздрогнул и обернулся. Милена стояла в дверях кухни, переодетая в темно-зеленый свитер с орнаментом и голубые джинсы.
— Иди сюда, — позвал Глеб, протянув руки ей на встречу.
Она подошла, села к нему на колени, провела рукой по каштановым его волосам, с беспокойством спросила:
— Это он звонил? Тот человек?
— Да. Только… Он так и не сказал, что ему нужно или для чего все это… Спросил все ли с тобой нормально и выключил телефон. Черт! Бред какой-то! С чего бы он так печется о твоем здоровье, если сам же вчера бросил тебя замерзать! Не понимаю!
Телефон снова разразился трелью и теперь вздрогнули оба. Глеб взял мобильный и с облегчением улыбнулся: