Нищета. Часть вторая
Шрифт:
— Да, — ответил Гренюш, — тоже умевший писать. Он вовсе не собирался ее звать, но отступать было поздно. Вдова Марсель уселась за стол.
— Прикажете записывать, ваше преподобие?
— Да, — еще раз подтвердил Гренюш.
У посетительницы от страха спирало в горле; она не понимала, каким образом эта старуха угадывала намерения хозяина. И хотя помощница аббата состроила умильную мину, кающаяся заговорила не сразу.
— Ваше имя? — начала допрос вдова Марсель, словно заправский следователь.
— Анна Фигье.
— Где вы
— На этой самой улице, сударыня. У моей матери была прачечная в доме номер семнадцать; потом, когда она продала свое заведение, я продолжала в нем работать.
— Сколько лет вам было, когда вы взяли этого ребенка?
— Сорок, сударыня.
— Не «сударыня», а «отец мой», ибо вас спрашивает его преподобие, а я — только посредница. Господин аббат болен; он велел мне задавать вам вопросы и записывать ваши ответы.
Гренюш утвердительно кивнул. Вдова Марсель продолжала:
— Вы не замужем?
— Нет.
— Всегда ходили в церковь?
— Да.
— В таком случае есть священники, знающие вас?
— Конечно; до того, как случилась эта история с мальчиком, я часто исповедовалась, но с тех пор как меня напугал аббат, о котором я говорила, я больше на исповеди не была.
— Не походил ли голос этого священника на голос мужчины, заставившего вас взять ребенка?
— Вы пугаете меня! — прошептала женщина. — Да, в самом деле, я уже слыхала раньше этот голос.
— Может быть, в церкви?
— Право, не знаю.
— Он высокого роста?
— Повторяю, ваши вопросы пугают меня!
— Если вы хотите спасти свою душу, то не должны ничего утаивать! — вмешался Гренюш. — Давно пора все рассказать, моя милая! Сам бог направил вас сюда.
Вдова Марсель вновь была поражена смышленостью своего сообщника, делавшего быстрые успехи. Видимо, для его развития нужен был лишь благоприятный случай. Быть может, такой толчок дала ему мысль о миллионах, которые могли удовлетворить его ненасытную жажду наживы.
Посетительница успокоилась: из двух зол она выбрала меньшее. Вдова Марсель продолжала, не давая ей опомниться и гипнотизируя ее взглядом:
— Вспомните, как он выглядел! Черты лица, рост, глаза, голос! Вспомните хорошенько!
Сосредоточившись, женщина напряженно думала.
— Да, это он! — воскликнула она наконец.
— Как его зовут? Вспомните, чьи проповеди вы слушали по вечерам, в дни поста? Ведь вы ходили в церковь святого Сюльпиция?
— Да.
— Ну, так знайте, что это — Девис-Рот!
— Девис-Рот? О боже! Отпустите меня, я боюсь его! Зачем только я пришла сюда? Он меня накажет.
Гренюш поднялся и с достоинством промолвил:
— Сударыня, заверяю вас, что мы будем действовать в ваших интересах, во имя божие и для вящей славы его!
Женщина снова успокоилась. Вдова Марсель возобновила допрос:
— Итак, это был Девис-Рот?
— Увы, да!
— Теперь продолжайте: где и когда вы встретили его с ребенком?
— На набережной Берси,
Вдова Марсель все время записывала.
— Вы сохранили конверты, в которых вам присылали деньги?
— Да, я их не выбрасывала, сама не знаю почему. Они со мной.
Узнав почерк иезуита, вдова Марсель вздрогнула от дикой радости.
— Это действительно почерк Девис-Рота, — заметила она, прикрепляя конверты булавкой к листку, на котором писала.
Записав все, что рассказала Анна Фигье, вдова Марсель задала ей еще ряд вопросов.
— Как выглядел ребенок?
— Смуглый, с черными, довольно жесткими волосами. Ничем особенным он не отличался, но его глазенки блестели, как два уголька, и сразу привлекали внимание.
— Вам сказали, как его зовут?
— Нет, я звала его просто Малышом.
— А разве он не знал своего имени?
— Нет, он упоминал только о дедушке Анри. Это и навело меня на мысль, что он — правнук графа.
— Но неужели мальчик не мог назвать вам свое имя?
— Я спрашивала, но он отвечал, что его все зовут Малышом.
— Как по-вашему, ребенок знал мужчину, похитившего его?
— Да, во всяком случае, он разговаривал с ним без всякого стеснения.
— Вы можете подписаться?
— Да, меня этому научили, хоть я и неграмотна.
— Ничего, подпишите.
Дрожащей рукой, не смея ни в чем отказать ужасной старухе, которая ее допрашивала, женщина вывела: «Анна Фигье», Внизу вдова Марсель указала адрес: переулок Мулен, 4.
— Теперь можете идти, — сказал Гренюш.
Но женщина робко прошептала:
— Неужели вы меня не благословите, ваше преподобие?
Порывшись в памяти, Гренюш вспомнил еще один латинский стих:
Vulgare amici nomen, sed rara est fides. [64]64
Много найдется друзей; верных же мало средь них (лат.).
Коленопреклоненная Анна Фигье выслушала эти слова, затем, поднявшись, поспешно выбежала из комнаты и только на улице перевела дух, как человек, которому привиделся зловещий сон.
Вдова Марсель собралась уже спрятать показания женщины в карман, но Гренюш внезапно оторвал часть листа.
— Чур, пополам! — заявил он. — Потом мы склеим. А до тех пор ни один из нас не сможет надуть другого!
— Ладно! — ответила старуха. Сначала она нахмурилась, но затем ее лицо вновь приняло обычное непроницаемое выражение. Она поспешно спустилась по лестнице (благодаря туфлям на войлочной подошве шаги ее были неслышны) и, следуя за Анной Фигье, удостоверилась, что та действительно проживает в доме № 4.