Нищета. Часть вторая
Шрифт:
— Сударь, — сказала г-жа Руссеран барону, уложив дочь в постель, — вы, по-моему, порядочный человек, и мы обязаны вам жизнью; разрешите задать вам вопрос.
— Я к вашим услугам, сударыня.
— Как давно вы знакомы с князем Матиасом и его женой?
— Княгиню я видел еще в дни ее молодости в Германии, при дворе ее отца; с князем же до приезда в Лондон не встречался.
— Он чрезвычайно похож на одного негодяя, совершившего немало преступлений и способного на любую подлость.
— О, сударыня, это немыслимо! Всем известна трогательная история их любви. Это целая поэма!
— Можете
— Нет, я не знаю всех подробностей. Секретарь общества…
Но Агата проявила твердость.
— Если вы хотите, чтобы мы остались друзьями, не будем больше говорить об этих людях.
— Я скорей умру, чем когда-нибудь опять к ним поеду! — добавила Валери.
Ни князь, ни княгиня не выказали ни малейшего интереса к здоровью Валери и даже не справились, как она себя чувствует после обморока. Все это подтверждало подозрения г-жи Руссеран и ее дочери.
Санблер угрозами и посулами заставил Пьеро дать обещание, что в гостях у княгини он будет вести себя хорошо. Несколько раз даже прорепетировали, как мальчик войдет в гостиную и как будет держаться, весело и непринужденно, подобно всем детям его возраста.
Второй свой визит чете Матиас новоиспеченный акционер нанес без приглашения. Пьеро, улыбаясь, шаловливо вбежал в гостиную и даже не заметил, как до крови оцарапал лоб о рыцарские доспехи, выставленные при входе. Он видел только мать. Ему было запрещено заговаривать с нею, если она сама не обратится к нему, но и тогда ему велели ограничиться лишь краткими ответами, заранее подготовленными Санблером.
— Если не будешь слушаться — никогда больше не увидишь мать! — пригрозил ему мнимый отец.
— Что с тобой, мальчик? — спросила наблюдательная графиня Фегор.
— Ничего, сударыня! — пробормотал Пьеро, испугавшись.
Подозвав его, графиня вытерла его лоб платком и поцеловала.
— Какой у тебя удрученный вид! Как тебя зовут, дружок?
— Фирмен, сударыня.
— Откуда ты?
— Из Вольвика, сударыня, — ответил Пьеро, запомнивший уроки Санблера.
— Где это — Вольвик?
— В Оверни, сударыня.
У Пьеро была прекрасная память, и к тому же он ужасно боялся сказать что-нибудь лишнее: как бы это не помешало матери признать его!
Внимательно вглядываясь в лицо мальчика, графиня Фегор заметила, что он очень похож на княгиню. Сейчас, когда о маленьком бродяге хоть немного заботились, он выровнялся, похорошел. У него был, как и у Эльмины, правильный тонкий профиль; волосы, когда-то жесткие, рыжие и спутанные, а теперь аккуратно расчесанные, вились золотистыми кольцами. Только выражение глаз у сына и у матери было разное: у Пьеро — открытое и смелое, хотя чуть диковатое; у Эльмины же — взгляд томный, с поволокой. Нищета наложила на сына суровый отпечаток, а у матери жизнь на широкую ногу пробудила необузданную алчность. Это различие было так велико, что мешало обнаружить сходство между ними. Только у графини Фегор и у секретаря комитета возникли подозрения. Не столкнул ли здесь случай людей, когда-то близких? Мало ли какие капризы могли быть в прошлом у княгини? Впрочем, не доверяя друг другу,
Санблер твердо решил отомстить ненавистному Николя. Каким образом — ему самому еще не было ясно. К тому же, чтобы привести мстительный замысел в исполнение, следовало выждать. Бандит рассчитывал на обстоятельства, которые часто сменяют друг друга, подобно звукам в аккорде. Недаром его всегда привлекала музыка… Лиха беда начало! До горя Пьеро ему не было дела. Вместо того чтобы вернуть себе любовь матери, бедняжке предстояло содействовать ее гибели. Но все же Санблер, сам того не замечая, все больше и больше привязывался к мальчугану, а тот, как и после встречи с жандармом, относился к приемному отцу с почтительным восхищением.
Этот вечер надолго запомнился чете Матиас. То им казалось, что они узнали Санблера, то его спокойствие и непринужденные манеры сбивали их с толку. «Нет, это невозможно! — говорили они себе. — К тому же с ним мальчик… Зачем бы он стал обременять себя ребенком?»
Вновь и вновь они повторяли эти доводы, но по-прежнему чувствовали себя неуверенно.
— Надо положить конец кошмару! — сказал Николя. — Санблер это или нет, — придется его устранить.
Однако просто убить человека, ставшего на их пути, значило идти на большой риск. Поднести ему рюмку отличного вина, какое умела приготовлять прекрасная Эльмина, — о, это совсем другое дело! Когда подали вино и фрукты, княгиня, грациозная и любезная, сама налила каждому.
Санблер знал повадки Эльмины, однако подумал, что вряд ли она осмелится в присутствии гостей подсыпать яду в его бокал. Тем не менее, считая осторожность не лишней, он только чуть-чуть пригубил. У вина был горьковатый привкус.
По дороге домой он заметил в руках Пьеро какую-то вещицу.
— Что это у тебя?
Мальчик замялся, потом ответил:
— Мама держала в руках этот флакончик, а потом бросила. Я поднял его и спрятал на память. Ведь я не сделал ничего плохого, правда?
— Нет, нет, конечно! — ответил бандит, внимательно разглядывая флакон из граненого хрусталя, в котором осталось несколько капель. — Дай-ка мне его до завтра!
— А вы его отдадите?
— Отдам, отдам, не беспокойся!
Пьеро повиновался, и Санблер поручил аптекарю произвести анализ жидкости, содержащейся во флаконе. Оказалось, что это был смертельно ядовитый сок одного тропического растения. Как малыш ни плакал, Санблер не вернул ему флакона.
— Когда-нибудь ты узнаешь, зачем он мне нужен, — говорил бандит. — Я хочу помочь тебе вернуться к матери.
— Но вы не собираетесь сделать ей плохое? Я вас боюсь!..
— Зачем же я стану делать ей плохое?
— Почем я знаю?.. Куда вы носили флакон?
— Я хотел проверить, тот ли это флакон, что я у нее когда-то видел. Если не тот — значит, княгиня тебе не мать, мой милый.
— Ну и как же? Тот ли это флакон?
— Это выяснится позже, надо немного подождать.
— Ждать! Опять ждать! — грустно прошептал Пьеро, глядя в окно и ничего не видя.
На мгновение Санблеру стало жаль ребенка. «Сколько страданий мы причиняем ни в чем не повинным жертвам!» — мелькнула у него мысль.