Нить Ариадны

Кострица Евгений Валерьевич

Ханса вернется, когда откатится «одержимость». Сколько ему еще надо времени? Ваня! Нужно искать мою Ванечку!

Но обессиленного и спящего барсука оставить нельзя. Феечки почуют и сразу сожрут.

Я чувствовала, что на грани. Кажется, еще минута и точно свихнусь. Болезнь вернется, а мне надо жить. Сходить с ума больше нельзя. Не сейчас. Только не сейчас. Когда через столько лет, наконец, нашла свою девочку…

* * *

7

Моя голова удобно лежала на женских коленях. Я любовался чистым небом и видом на бюст, заслонявшим его почти полностью. Оба выглядели идеально, а столь редкое совершенство пугливо и неустойчиво. Любое неосторожное движение грозило разрушить гармонию.

Я бы и не двигался, но психическое состояние Вилки внушало серьезные опасения. Ее пальцы гладили мои волосы, по лицу блуждала улыбка, а в голосе, напевавшем нелепый стишок, слышались оттенки безумия:

«Тихо в лесу, только не спит барсук.

Яйца свои он повесил на сук, вот и не спит барсук…»

– Вилка? – беспокойно спросил я.

Ее ресницы растерянно вздрогнули, по лицу словно пробежала легкая тень. Через секунду оно приняло обычное, мрачно-скептическое выражение.

– Чего тебе? – грубо спросила она, механически продолжая меня поглаживать.

– Ничего. Мы молодцы. Верно?

– Да, молодцы, – рассеянно согласилась Вилка.

Я чувствовал себя виноватым. Псевдо-барсук испугал бедную до смерти. Я и сам был напуган, поскольку видел его через нее. И если своеобразное восприятие Битика можно списать на червя, то чем объяснить этот парализующий Вилкин страх?

Ей тоже показалось? С психикой, как выяснилось, там не всё гладко. Как и у Битика. Но галлюцинации разных людей не могут одинаковыми. В обоих случаях причиной нервного потрясения послужил я. Вернее, оставленное на время тело. Когда я дома, всё в порядке. Стоит уйти, и в него подселяется нечто ужасное. Чертовщина какая-то…

Мне приходилось путешествовать по очень разным умам. Видеть хорошие, плохие и уж совершенно ужасные вещи. Воспринимать мир чужими глазами, ушами, всеми известными и неизвестными органами чувств. Но вот таких спецэффектов еще не было. Возможно, дело всё же в расшатанных нервах. Вилка и Битик слегка не в себе, поэтому и видят эту невероятную жуть. А что если увидят уже психически абсолютно здоровые? Тогда нездоров уже я. Или тот, кто во мне.

Кто или что это? Кем и чем может быть? Сидит ли оно внутри постоянно или заходит, когда меня нет? Как запереть от него собственный ум? Где задвинуть запоры, повесить замок?

Без необходимости я и так старался по головам не шастать. Теперь же, и шаг за порог сделать страшно. А придется. Без «Одержимости» я не боец, балласт группе не нужен. Только вот где она, группа?

– Нам пора! – Вилка решительно встала.

– Подожди, – попросил я. Затылок разочарованно остывал, потеряв контакт с ее коленями. В мире не так много приятных вещей. Почему-то он доверху забит неприятными.

– Чего тебе? – по-женски подозрительно посмотрела она.

– Давай хоть брызговика полутим. От твоей булавы только огрызок.

– А, точно! – Вилка досадливо поморщилась.

– Смотри первая, – великодушно предложил я. – Булава нужна, чтобы хилить. Хи-лить. Бить ей по бронированной башке дорого и неэффективно.

– Так ты всё помнишь? – опасливо покосилась на меня Вилка.

Даже больше, чем хотел бы. Выглядела она немного старше Ваньки. Их ведь считали лесбиянками. А вот поди ж ты… Родная дочь…

– Одержимые не теряют сознания или памяти. Звероформа лишь изменяет мозги! – подчеркнул я, предупреждая вопрос.

Правда, в моем случае они менялись особенно сильно. Но это не прыжки некой «души» между «точек осознанности». Сознание меняет маски, как мы одежду. Так расплавленный свинец остывает в форме. Мы и есть эта форма. Без содержимого нас попросту нет. Мы изначально пусты.

К счастью, Вилка уточнять детали не стала. Без непосредственного опыта такое объяснить сложно. Не склонный к рефлексии ум быстро запутается. Надо хоть раз самому это увидеть. Я же повидал достаточно.

– Ты уступаешь? Уверен? – Вилка положила свой модуль рядом с поверженным монстром. – Это ж ты его съел. Лут твой по праву. Лечить и без булавы можно.

– Пф-ф… Без нее можно многое, но хилить лучше с ней! – фыркнул я, демонстрируя безразличие к шмоту и славе.

Лучшей наградой сейчас стал бы секс. Конечно же, только для того, чтобы спровоцировать Варю. По крайней мере, хотелось в этом себя убедить.

– Как хочешь… – буркнула Вилка, щелкнув застежкой на модуле.

Наш первый лут! Наш первый рарник!

Я старался выглядеть невозмутимым, но внутри дрожал от нетерпения. Нас всего двое, и шанс получить что-нибудь ценное выше. Особенно для того, кто открывает первым. Трофей будет усиливать только его.

– Кристалл! – Вилка осторожно передала мне увесистое янтарное зернышко.

Оно казалось теплым и приятно грело ладонь. Стоит потереть и растает, как масло. Вот за такими и охотится рейд. Сколько же их Дыра уже съела…

Отлично! Основную задачу мы выполнили даже вдвоем. Осталось найти своих – и домой. И так затянулось, на первый раз впечатлений хватит. А Варю я рано или поздно найду. Дальше пойдут твари серьезнее. До них нам еще расти и расти.

Рейд ветеранов Лабиринт бы высадил не сюда, а в адское пекло к монстрам постарше. Точка и сектор входа зависят от уровня рейдеров, а новичков, как правило, кидает в самое безопасное место. Минотавр трогательно заботится о корме для монстров, давая ему подрасти.

– А это что? – спросил я, заметив, что на дне ящика лежит еще что-то.

Это был амулет – черная капля на белом металле. Крохотный, не сразу увидишь, но мы знали о нем по каталогам. Как оказалось, редчайший предмет.

– «Вдовья Слеза»! – округлила глаза Вилка. Она отодвинулась, давая рассмотреть вещицу.