Нить курьера
Шрифт:
— Знаем, — ответил я. — Знаем и то, что вы уже не первый раз занимаетесь таким видом «спорта», но раньше вам это сходило, а сейчас не сойдет — будете отвечать перед судом.
Францль зарыдал, опустив голову и обхватив ее руками…
Утром следующего дня Ибрагим попросил меня срочно зайти к нему. Войдя, я увидел у него пожилого австрийца в аккуратной спецовке, который тихо, но взволнованно что-то говорил переводчику.
— Новый сюрпризик, — сообщил Ибрагим. — На обувной фабрике готовится забастовка.
Дело в том, что находящаяся в городе М. небольшая фабрика по производству
Отложив все дела, мы поехали с Ибрагимом на фабрику.
Советского генерального директора на месте не оказалось, но главный инженер — австриец, да и рабочие обстоятельно проинформировали нас о последних событиях.
Оказалось, что несколько дней назад на фабрику приехал турист с запада. Осмотрев фабрику, он передал рабочим письмо от бывшего ее владельца. Немецкий фашист угрожал, что, как только русские оставят Австрию и фабрика снова перейдет в его руки, он немедленно выгонит всех, кто работал на русских большевиков. Поэтому он предлагал закрыть фабрику и ждать его возвращения. На часть рабочих это письмо произвело впечатление, породило неуверенность в завтрашнем дне.
Через самих рабочих удалось выявить и подкупленных туристом людей, которые распространяли письмо фабриканта.
— Ничего не поделаешь, и у нас есть трусливые люди, — говорил главный инженер Ибрагиму.
— А вы на что? — спросил он, — почему вы не разъяснили людям бредовый смысл этих писем?
— Я думал, что будет лучше, если это сделает кто-нибудь из советских должностных лиц.
— Значит, плелись в хвосте у отсталых людей, — не выдержал Ибрагим. — Соберите-ка народ во дворе фабрики.
Но народ уже собрали коммунисты. Собравшимся рабочим Ибрагим объяснил:
— Немецкие фабриканты больше никогда не будут иметь здесь права собственности. Австрия станет самостоятельной нейтральной страной. Фабрику мы передадим австрийскому правительству, а не немецкому фашисту. Он больше не увидит ее, как своих собственных ушей.
В толпе послышался гул одобрения.
— Тех, кто помогал фабриканту, — продолжал Ибрагим, — вы должны обсудить на своих рабочих собраниях и решить, можно ли терпеть их и дальше в своей среде. Остальные должны работать спокойно.
После Ибрагима начали говорить рабочие, которые уверяли, что они и не собирались бросать работу, но некоторые из них действительно боялись мести бывшего владельца. Все они благодарили коменданта за разъяснения.
Растолкав толпу, вперед вышел старик в замасленном комбинезоне, седой, с выразительным лицом. Его умные, чуть навыкате глаза, хмурились все больше и больше.
— Будем работать, — твердо сказал он, — и это будет нашим ответом бывшему эсэсовцу Хейнеману.
Все зашумели удовлетворенно.
— Ну, вот, а вы говорите, что народ у вас трусливый, — сказал после этой встречи Ибрагим главному инженеру. — Хороший народ, и мыслит правильно.
Вместе с Ибрагимом мы прошли по всем цехам и участкам фабрики. Рабочие встречали нас радушно, и мы уехали со спокойной душой.
— Надо мне почаще бывать у них, — виновато сказал Ибрагим. — Да и притом здесь, как дома. Дышится легче.
Было еще совсем темно, когда в моей квартире неистово зазвонил телефон. Я поднял трубку и услыхал взволнованный голос дежурного по комендатуре старшего лейтенанта Константинова.
— По улицам разбросаны листовки… антисоветские. Мною объявлена тревога.
— Бегу! — ответил я и стал быстро одеваться.
К моему приходу личный состав комендатуры был уже выстроен во дворе. Офицеры группой стояли в сторонке. Пригласив их в свой кабинет, Ибрагим попросил Константинова доложить обстановку.
— Вышел с очередным патрулем за ворота, смотрю: летят листики. Поднял, читаю: «Товарищи солдаты», а внизу подпись: «Антибольшевистский блок народов». Да вот, посмотрите сами, — он протянул Ибрагиму и мне по несколько листиков.
«…Захватывайте оружие, бейте офицеров, бегите с оружием на запад…» — читал я.
— Ну, вот что, — сказал Ибрагим. — Капитан Нестеренко к штабу, капитан Комаров и старший лейтенант Обухов к артиллеристам и связистам. Поднимите людей, проверьте все улицы, прилегающие к военным объектам, соберите все до единой листовки. Захарову силами взвода проверить район комендатуры и улицы центра. Двух-трех солдат оставить в комендатуре для связи. Я вместе с лейтенантом Ясыченко и Бугровым подниму на ноги полицию. Проверим гостиницы и организуем обход других улиц. Капитану Константинову продолжать дежурство. Всех подозрительных в разбрасывании листовок задерживать и доставлять сюда. И, я думаю, — обратился он ко мне, — вы будете с ними здесь разбираться. Уже на ходу он добавил — Заодно доложите о происшествии в верха.
— Кто звонит? — услыхал я в трубке сонный хрипловатый голос.
— Докладывает Военная комендатура города М. У нас ЧП. Листовки.
— Ну и ночка, — раздалось в трубке. — Это уже в третьей комендатуре. Ну что же, сами знаете, что надо делать — собрать листовки и постараться задержать злоумышленника. Подключите полицию.
— Комендатура и полиция подняты, берем помощь в частях.
— Тогда все, утром доложите о результатах.
Когда я спустился вниз, во дворе уже было тихо. Розыскные группы бесшумно покидали комендатуру. Все люди, за исключением суточного наряда и небольшого резерва, вышли на ликвидацию вражеской вылазки.
Но вскоре дверь распахнулась, и в дежурную комнату вбежала заплаканная и растрепанная молодая австрийка.
— Господин комендант, господин комендант, — взмолилась она, приняв меня за коменданта, — русский офицер паф, паф!
— Что случилось?
То, что она рассказала, показалось мне невероятным.
В кафе, которое содержит ее бабушка, через окно со двора пробрался вооруженный советский офицер. Наткнувшись на стойку с напитками, не удержался, чтобы не выпить, и перехватил. В пьяном виде ворвался в квартиру, расположенную тут же над кафе, и, угрожая пистолетом, стал принуждать девушку к сожительству. Вырвавшись из рук офицера, она помчалась в комендатуру.