Нить надежды
Шрифт:
Но это и вовсе невероятно. Я пробыла там недолго ведь. Я помню своих родителей, значит, потеряла их вовсе не в младенческом возрасте. Может, я всего год в приюте была. И было это 20 лет назад. Если уже Сабана меня плохо помнит, то что может помнить нянечка – одну из сотен белокурых девчушек, ничем особенным не выделявшуюся, да и пробывшую в приюте недолго.
Короче говоря, надежды разыскать родственников у меня не осталось.
Отношения с Энди становились все хуже. Он все реже бывал дома, и это меня устраивало. Но совершенно не устраивали его возвращения.
Мне
Лус он тоже мало интересовался. Да и она к нему не тянулась. Вроде бы и смышленая для своих полутора лет – она уже многое начала говорить – к папе она никогда не стремилась.
Однажды Энди позвонил по дискону и в очередной раз сообщил, что задерживается на работе до завтра. До завтрашнего вечера. А может быть, послезавтрашнего утра.
Я мило улыбнулась. Конечно, дорогой, я понимаю, что у тебя очень ответственная работа. Отключила экран. Задумалась.
Меня вдруг охватила тоска. Что делать? Еще один день… или полтора дня с малышкой наедине. И с Бетой. Да, я люблю их. Да, надо заниматься дальше перестройкой дома – я что-то потеряла к этому интерес. Какая разница, как и где жить? Скучно самой отдавать распоряжения, продумывать дизайн. Добро еще не своими руками монтировать и красить.
Да, можно пойти в город и развлечься… только чем? Все здесь давно осточертело.
Мика на учениях на другом материке. А больше, кроме нее и Энди, у меня никого здесь нет.
Я решительно поднялась. Не знаю уж, какой порыв, что меня подхлестнуло в этот вечер, но я твердо решила найти Энди. Позвонила няне, та обещала прийти через полчаса. Пока я занялась одеванием и макияжем. Вскоре Лин появилась, и я смогла уйти из дома. Бету взяла с собой – она повсюду меня сопровождала, а Лин побаивалась оставаться с моей зверюгой один на один. И правильно, кстати, побаивалась.
Управление БИ находилось на другом конце города. Я поставила машину на стоянку. Оглядела себя в зеркальной колонне у входа. Ничего так, полная боевая раскраска, глаза – огромные, на пол-лица, кожа идеально чистая, волосы золотым облачком вокруг лица. Мини-юбка и кожаный топ с очень широкими бретельками. Грудь закрыта, руки открыты полностью. По здешним меркам, конечно, излишне мускулистые руки, но ничего, даже экстравагантно.
– Вы к кому, сэни? – поинтересовался охранник у входа.
Улыбка.
– Я жена Энди Даргела. Только прошу вас, – заговорщический взгляд, – не сообщайте ему, пожалуйста, я пройду незаметно.
– Это не положено, – отрезал охранник. Рука его потянулась к селектору. Я отреагировала сразу – рубанула по руке сверху, и пока парень открывал рот и выпучивал глаза (не то заорать от боли в парализованной кисти, не то поднять тревогу), треснула его еще и по шее. А потом нажала на сонные артерии. Парень со стуком уронил голову на стол.
Вот ведь проклятие… Я вовсе не собиралась никого бить. Это вышло чисто случайно. Ну встал он у меня на пути… Можно было договориться как-то, взятку сунуть. Хотя понимаю, что выглядит подозрительно – такая девушка, как я, ломится в управление БИ, да еще требует ничего о себе не сообщать…
Ладно, четверть часа он должен пролежать, мне этого хватит. А не хватит – пусть Энди отдувается потом. Хорошо бы сейчас ему снотворное вкатить, но ведь нету у меня с собой. Я взбежала по лестнице.
Как-то мне случалось бывать в кабинете Энди. Рядом на стене висел большой плакат. «Квиринский агрессор». На нем красовался головорез в бикре вроде сконовского, с большим, весьма схематически изображенным ракетометом, который пытался поставить свою ногу в сапожище на мирно сияющую голубизной планетку – видимо, Серетан. Такие плакаты в последнее время повсюду можно увидеть. Только вот я никогда в жизни не поверю, что квиринцам для чего-нибудь сдался наш Серетан.
Я бесшумно открыла дверь. Секретарши в предбаннике не было. Оно и понятно – ни одна дура не будет так долго задерживаться. Здание уже практически пусто. Но за дверью кабинета раздавались какие-то шорохи. Я прошла совершенно без шума. Как разведчик. Постояла за дверью – ничего не разобрать. Если он один и пишет… А чего я гадаю и скрываюсь, собственно?
Я открыла дверь. Без стука.
Мой муж возлежал на диване рядом с какой-то девицей. Бесстыдство голой кожи обожгло взгляд, переплетенные ноги, бедра, выдающиеся груди с темными сосками, рыжие волосы, растерянное лицо Энди… Мне хватило двух секунд, чтобы сориентироваться. Я захлопнула дверь и вышла.
Медленно миновала коридор. Бета плелась за мной. Спустились по лестнице. Охранник лежал все в той же позе. Я меланхолично проверила пульс – жив. Скоро очнется.
Сволочи. Позвать Таффи… Высечь. Приятно было бы посмотреть, как эта дура извивается и визжит под хлыстом. А Энди…
Я села в машину и с места разогналась до ста километров в час. Пожалуй, не стоит так по городу-то. Я выехала на кольцевую скоростную дорогу. Примитив. До сих пор ездим на этих колесных одрах, спасибо, хоть не ДВС, кериновые аккумуляторы. Все равно примитив. Сейчас бы в небо – свечкой. Машина шла уже почти на двухсот пятидесяти… Так и хочется – руль на себя, и…
Этак вместо того, чтобы отомстить сволочам, пожалуй, отомстишь себе самой. А потом скажут, покончила самоубийством от горя, что муж изменил.
Бред какой! Я сбавила скорость. Какое-то время с наслаждением и тоской вспоминала свою империю и представляла – в деталях – что я могла бы сделать с этими сволочами, если бы осталась у власти. Особенно почему-то мне хотелось поиздеваться над девицей, хотя она, если разобраться, вообще не виновата.
Да и Энди…
Глупо все это. Я поехала домой. Отпустила Лин. Лус еще не заснула. Я быстренько одела ребенка. Покидала в два больших чемодана свои вещи. Многое, конечно, пришлось оставить, ну да ничего. Барахло – дело наживное. Бета так и крутилась вокруг меня с возбуждением, предполагая скорые и разительные перемены в жизни.