Нить наяды
Шрифт:
– Андрей… Ты намекаешь, что смерть бабушки…
– Не намекаю.
– Господи! Да не тяни уже!
– Она гипертоником была. Во время очередного криза сама сделала себе укол и… умерла.
– Не то вколола?
– Она болела гипертонией сорок лет. Как она могла перепутать лекарство?
– Так все же перепутала?
– Доза была слишком большая.
Борисоглебский схватил вазочку и сжал так, словно масло собирался выдавить. Кира стиснула зубы.
– Мне клещами из тебя вытаскивать?
– Соседка потом рассказала мне, что
– Полиция знала?
– У соседки с перепугу все вылетело из головы. Вспомнила позже, но решила: раз бабку уже похоронили и с тех пор к ним никто из полиции не приходил, можно об этом забыть.
– Поняла. Полиции даже в голову не пришло искать криминальный след.
– Не пришло.
– Соседка видела газовщика?
– Видела. Говорит, был в форменной одежде и с чемоданчиком. Все честь по чести. Никаких особых примет она не запомнила.
– А узнать смогла бы?
– Понятия не имею. Фото Кружилина я ей показывать не стал.
– Понимаю. Вряд ли он сам стал бы рядиться в форму газовщика.
Кира произнесла это так, что Андрей понял: она поверила.
– Можешь сказать, какие документы пропали после его посещения?
– Кое-что пропало, но позже.
Кира решила набраться терпения.
– Подробнее можно?
– Бабку нашла соседка. У нее хранился запасной ключ на всякий пожарный. Она уверяла, что в квартире был обычный порядок, все вещи на своих местах. Но когда через три месяца я впервые вошел, то понял – тут побывали.
– Может, это сердобольная соседка?
– Исключено. В день похорон она вернула ключ моим родителям.
– Могла сделать дубликат.
– В принципе, да, но… Понимаешь, в шкатулке прямо на столе лежали деньги и украшения. Баба Поля любила брошки и умела их носить.
Андрей улыбнулся и наконец оставил вазочку в покое.
– Все, что могло заинтересовать соседку, было на месте, а из компьютера, например, забрали жесткий диск.
– Твоя бабушка работала на компьютере?
– В своем деле она была профессионалом. Или ты думаешь, что в архивах ведут записи в амбарных книгах?
– Бумаги какие-то были?
– Были, но все самое важное она хранила в компьютере.
– Однако бумаги, как я поняла, тоже забрали.
– Не все. Кое-то осталось.
– Ты должен мне их показать.
– Как раз на следующие выходные я собираюсь к деду Паше. Если хочешь, поедем вместе.
– Это куда и кто у нас дед Паша? Муж бабы Поли?
– Ее брат. Живет в тридесятом царстве среди мхов и болот. Я у него не был сто лет. Обещал навестить.
– Документы у него?
– Надеюсь.
– А где это? Скажи точнее.
– На границе с Вологодской областью. Километров шестьсот отсюда.
– Ого! К такому вояжу, наверное, подготовиться надо.
– Готовься. Сшей мешочек для сухарей и купи болотные сапоги.
– Все так серьезно?
– Шучу.
Но шутить он вовсе и не думал.
Ночные
Он не мог спать в темноте и ненавидел себя за это. Даже более, чем ненавидел. Презирал. Впрочем, временами ему удавалось утешиться тем, что подобные фобии появляются в раннем детстве, когда существо еще не самоидентифицировалось, поэтому не стоит искать в его слабости некий сакральный смысл. Помогало, но ненадолго. А в последнее время эти уговоры самого себя просто бесили.
Его избранность не терпела полумер и полутонов. Он должен воплотиться весь, без остатка, а значит, изжить все, что роднило его с теми, кого он презирал больше, чем свои слабости.
Людей он видел насквозь и умел мастерски расковыривать их мерзкие души. До самой сути, до такой глубины, о которой не знали и они сами. И чем дальше, тем меньше ему хотелось родниться с ними даже в малом.
Даже в такой ерунде.
Он заставил себя выключить ночник и долго лежал с закрытыми глазами, пытаясь силою воли отключить сознание.
Сегодня был суетный и энергозатратный день. По идее, он должен просто вырубиться в первую минуту, как голова коснется подушки. Почему же не отпускает?
Может, потому, что в последнее время в продуманную и тщательно выстроенную модель его пути стали вторгаться какие-то непонятности. Словно посторонние и пока еще невнятные шумы. Откуда? От кого?
Он повернулся на спину. Может, эта смутная тревога есть послание от НЕГО? Или не просто послание, а предупреждение?
Он невольно открыл глаза, и рука тут же непроизвольно потянулась к выключателю.
Ярким пятном лампа отразилась в черном прямоугольнике монитора.
О чем ОН может предупреждать?
Об осторожности?
Или о том, что в его алгоритме учтено далеко не все?
О том и о другом он и так думал беспрестанно. Каждый день, каждое мгновение.
Иной раз начинало казаться, что он в тупике и выхода из него нет.
Дай мне силы! Я же твой! ТВОЙ!!!
Не в силах больше оставаться в постели, он встал и включил компьютер.
Если заблудился, вернись к началу. Так, кажется, говорят в безумном надземном мире?
К началу? То есть к тому, что случилось сто лет назад?
Что еще он не знает о тех событиях?
А если он что-то упустил? Не увидел? Не понял?
Надо начать сначала. Надо. И пусть делает он это в тысячный раз, однажды ему откроется суть.
Да будет по воле твоей!
Он глубоко вздохнул, посидел немного, вглядываясь в ровные ряды файлов на рабочем столе, потом открыл один и углубился в чтение сканов рукописного текста.
«В свои семнадцать Зиночка уже числилась записной красавицей и весьма жадной до увеселений барышней. Она обожала верховую езду. Больше, чем живопись и музыку. Даже больше, чем танцы. Хотя сегодня ради танцевального вечера она отказалась от прогулки с одним весьма интересным субъектом, хваставшимся своими каурыми.