Нити жизни
Шрифт:
Чашка на блюдце брякает о поверхность стекла, рядом же возвышается тирамису на плоской черной тарелочке.
— Приятного аппетита, — галантно произносит официант и удаляется.
Я беру ложку, наклоняю язычок сахарницы в чашку и сыплю на глаз. Затем мешаю. Пробую. Сладко кофейный вкус обволакивает язык, стремясь в мой пищевод.
Я закрываю глаза — дремлю в тени, окруженная беззаботными пальмами в огромных кадках, я не слежу за временем, а ведь оно непрерывно двигается, в каком-то искаженном смысле.
Лезу в
«Замечательно» — думаю и отправляю кусок тирамису себе в рот. Жую. Параллельно снимаю блокировку с телефона, перехожу в журнал вызовов и, возя пальцем по сенсорной панели, натыкаюсь на номер без инициалов.
«Так, а вот и ты!» — говорю про себя. И подумав с минуту, делаю вызов. Гудки, а потом ответ.
— Доктор Итан Миллер, я вас слушаю.
Я молчу, испытывая его терпение.
— Я вас слушаю, — повторяет он. — Говорите. Вас не слышно.
Я отключаюсь.
Тут же проходит обратный вызов, я отключаю звук, но телефон продолжает ползти по крышке — вибрируя.
— Ну и дурак, — тихо произношу я.
Через девять звонков и восьми сбросов, я все же сдалась, ответила:
— Вы не устали? — заявляю я.
— Кто вы?
Вот те и приехали. Хорошо же врачи помнят своих пациентов.
— Ваше наказание, — ехидничаю я. Не знаю, почему, но не прет меня с ним на вежливость.
— Полина?
— Угадали, — говорю, а сама прокручиваю папину любимую присказку: «Возьми с полки пирожок, там их два, возьми тот, что на верхней полке, сдуй пыль и положи обратно».
— Ты знаешь, что ты нарушила правила госпиталя?
После этой фразы я стала думать, как бы тактично его послать. Не придумала и пока решила язвить в привычной для меня манере:
— А что, вам уже понизили зарплату или направили в кадры за трудовой?!
— Послушай, ты должна вернуться, как можно скорее.
— Ничего я не должна! Вам — уж точно.
— Подумай о себе, как твое состояние? — В его голосе есть тревога. — Покалывание в груди, затрудненность дыхания, отечность конечностей? — перечисляет он. Неужели ему не все равно?
— Нет.
— Хорошо, ты не одна? Помни, что никакого эмоционального напряжения и физических нагрузок не должно быть.
«Да, я знаю все это. И меня достало, что все мне об этом напоминают», — кричу я у себя в голове.
— Да, — подтверждаю я, скрипя зубами.
— Я надеюсь, ты понимаешь всю серьезность положения и будешь благоразумной и вернешься к вечерней смене? Иначе, мне придется сообщить руководству и связаться с твоими родителями.
«А вот и подвох. Бесит».
— Значит, шантаж?!
— Рациональные меры.
— Я взрослый человек. И имею право распоряжаться собой!
— Ты не совершеннолетняя.
Его
— Что?! Мне восемнадцать лет и я гражданка Российского государства, а не одного из отсталых штатов Америки, где взрослым человека воспринимают только после достижения двадцати, а то и двадцати одного года. Вы что-то попутали!
Я слышу, как он выдыхает.
— Послушай, госпиталь — это не клетка, и ты не подопытное животное, но почему тогда ведешь себя именно так?
Отношения врача и пациента — сотрудничество, поддержка, понимание, уважение, сочувствие, благодарность. Но сегодня у меня нет желания соблюдать надуманный этикет.
— Это не ваша забота! Хотя знаете, если со мной что-то случится, я надеюсь, вас замучают угрызения совести. Вас лишат лицензии, и закончите вы свои дни в доме престарелых, среди «уток» и манной каши.
Выговорившись, я сняла заднюю панель телефона, выдрала аккумулятор и выкинула мобильный — в горшок с землей. Но вспомнив, что он все же не мой, вытащила и в разобранных частях водрузила сбоку стола. «Наверное, на телефоне бактерий и грязи больше, чем на унитазе» — подумала я. Унитаз мы иногда чистим, а трубку-то нет. Трогаем ее грязными руками, кладем на общественные скамейки, забрасываем на дно сумки, держим в тепле, которое действует, как парник для заразы, а еще мы даем иногда кому-то написать сообщение или совершить звонок, а вдруг этот кто-то сходил в туалет и не помыл руки? Ужас. Потом к лицу, к уху, а кто-то ведь даже грызет свой телефон. Опасность везде. Но мне-то все равно. И зачем я вообще об этом задумываюсь?
Мой кофе успел остыть, а тирамису растаять.
Меня мутит, в голове что-то трещит и бумкает. Я роняю свою голову себе на руки. Тормошу волосы, пальцы проскальзывают сквозь плотные, но мягко стянутые пряди.
— Ну вот, вон там, видите. Я же говорила!
У меня галлюцинации, потому что я слышу голос сестры.
— А, теперь понятно, почему номер недоступен.
Я поднимаю голову и офигеваю. Сестра, ее парень и персону, которую я никогда в жизни больше не хотела увидеть — его брат, стоят передо мной.
— Хай! — говорит Майкл и плюхается на стул, сестра обходит столик и садится рядом со мной. Дядя степа с ростом в два метра усаживается напротив меня. Отрезвляющая картинка. Ощущение, что меня сейчас вывернет, и это было бы фантастично, потому что в моем желудке нет ничего, кроме глотка мокаччино и одного калорийного кусочка пирожного. Я гримасничаю.
— Ты вытащил меня, чтобы я любовался на эту алкоголичку с похмельем? — сказал Нейл, откинувшись на спинку стула и вытянув руку на стол. Именно тогда я заметила, что костяшки его пальцев на правой руке замотаны в несколько слоев бинта, через которые просвечиваются полоски от йода.