Нити зла
Шрифт:
Он обвел взглядом холм, на котором раскинулся императорский квартал, спокойный и упорядоченный. Восток его уже пылал в лучах восходящего солнца, а западная часть лежала в тени. Взгляд остановился на Императорской крепости, впитывая ее величие, скользнул по очертаниям храма Охи и Башен Ветров. На севере виднелась Джабаза, и Зан нес свои воды на юг, а лодки и баржи лениво покачивались у берегов. С прошлой ночи Аксеками был закрыт, как при любой угрозе, и речное движение прекратилось.
Как же он жаждал обладать этим городом! Будто женщиной, которая долго ему отказывала. Трон ускользнул от семьи Керестин, но теперь Гриджай покроет свой род заслуженной славой. Он ликовал, уверенный в правоте своего дела. Восстание
— История повторяется. — Он осклабился, согретый близостью мечты. — За исключением того, что пять лет назад ты был на той стороне.
— Надеюсь, на этот раз история будет к нам более милостива, — ответил Бэрак Аван, сжимая поводья в костлявом кулаке.
— Начиная с завтрашнего дня мы сами будем писать историю, — порывисто сказал Гриджай и пустил лошадь в легкий галоп.
Эти двое ехали вдоль тыла своих войск: один — огромный и тучный, другой — поджарый и сдержанный. Их ткачи держались неподалеку — омерзительные фигуры, сгорбившиеся в седле. Их задача — поддерживать связь со многочисленными союзниками нового претендента на престол.
Знать охотно сбивалась под знамя дома Керестин. Гриджай был единственной достойной альтернативой несостоятельному Мосу. Если кто-то еще и сомневался, то падение императрицы Ларании с Башни Восточного Ветра развеяло все сомнения. Слухи о душевном расстройстве императора просачивались уже давно, но то, что он жестоко избил жену, доведя ее до самоубийства, стало последним и самым главным аргументом. Не имея другого выбора, благородные дома приняли сторону Гриджая ту Керестин. Ни одна другая семья не располагала силой, которая позволила бы ей добиваться императорского трона. Если даже все сейчас предадут его, то этим они только навредят себе и попросту перегрызутся. И они это знают. Или Гриджай, или Мос — выбор прост.
Войска стояли на желто-зеленой равнине к западу от Аксеками. Здесь было пролито уже много крови. От бессчетного количества солдат рябило в глазах. Взгляд человеческий не мог охватить всю эту панораму разом. Каждая сторона выставила тысячи воинов. Разные лица, разное прошлое, разные мечты… здесь они все стали равны и безымянны, их отличал только цвет кожаных доспехов или повязанных вокруг лба платков. Эти воины своей кровью клялись верой и правдой служить семьям Бэраков. Их господа видели в них орудия. И сами они держали оружие в руках. Стрелки, мечники, конные всадники, артиллеристы с огневыми пушками и мортирами… Они выстроились в соответствии со своей принадлежностью той или иной семье или же по роду оружия. Дисциплинированные, вышколенные солдаты, беспрекословно подчиняющиеся приказам командира, истинные воины Сарамира: их жизнь принадлежала сюзеренам, и они точно знали, что есть вещи пострашнее смерти — непослушание и трусость.
Защитники города в большинстве своем носили алое с серебром — цвета дома Бэтик. Доспехи другого цвета были на тех, кому собачья преданность императорскому трону мешала разглядеть многочисленные ошибки Моса, и тех, кто объединился против Гриджая из ненависти к дому Керестин. Мос оставил императорскую стражу в стенах города, а остальных отправил на поле боя. Грядет голод. Люди недовольны. Мос прекрасно понимал, что если он позволит захватчикам осадить город, то его дни на престоле сочтены.
Но он не позволил загнать себя в угол и предпочел встретить врага лицом к лицу. Даже отослав часть своих войск в дальнюю часть империи, Мос располагал силой ненамного меньше той, что смог собрать Керестин.
Но у его противника в рукаве был козырь — главный ткач.
Боги, какая грандиозная интрига! Гриджай даже не решался спрашивать, как Какру удалось подстроить смерть императрицы. Но это подкосило Моса. И все это время Какр плел заговор с Гриджаем и Аваном ту Колай, нажимал на тайные рычаги, подготавливая все для свержения негодного императора и воцарения на троне нового, могучего правителя в лице представителя дома Керестин.
Крысы всегда бегут с тонущего корабля и плывут к новому.
Разумеется, ткачам абсолютно нельзя доверять. Этим они и опасны. Впрочем, опасным в таком случае становится и положение Какра… Утвердившись на троне, Гриджай сможет под предлогом того, что Какр предал императора Моса, избавиться от всех ткачей раз и навсегда. Народ этого жаждет. Гриджай вовсе не собирался позволить своему кораблю потонуть под тяжестью всех крыс, которые лезут через борта.
Он взглянул на Авана, маленькие глазки блеснули на мясистом лице. Аван смотрел на него, не мигая. Ткущие в этот момент подъехали к ним, будто их вызывали; один — с Ликом оскалившегося демона, другой — в маске богомола из полудрагоценных камней. Эта маска — целое состояние.
Аван едва заметно кивнул союзнику. Когда тот обратился к ткущим, его голос дрогнул от волнения.
— Начинайте.
Войска сошлись, и рев прокатился под безмятежно-синим небом. Он долетел даже до ушей Моса. Император стоял на балконе Императорской крепости и взирал на далекое сражение. Его глаза запали, усы обвисли и поредели. Дыхание ветра мягко шевелило кажущиеся мертвыми волосы. Плоть будто обвисла с широких костей.
В одной руке Мос держал кубок красного вина, держал нежно, словно это был убитый им ребенок. Весь его облик источал горе и боль, но он сейчас казался больше собой, чем в последние дни.
Как нелепо это выглядит, думал он. Аксеками стоял на равнине, и его положение не давало никакого преимущества, а потому Керестин просто подошел к городу, и Мос послал ему навстречу своих людей. А потом они стояли и ждали, когда кто-нибудь начнет убивать первым. Какая идиотская любезность! Если бы в этой войне была бы хоть капля чувства, то солдаты набросились бы друг на друга сразу же и стали рвать врага на куски. Но чувства не было, по крайней мере, так казалось Мосу с его балкона. А потому они дождались, пока все приготовятся, и только потом пошли в наступление. Если бы в груди Моса еще оставалась хоть капля смеха, он бы засмеялся.
Битва выглядела нереальной и бессмысленной. Когда дали сигнал к атаке, передние ряды смешались в сокрушительном ударе. Отдаленный грохот пушек предварял вспышки пламени среди войск противника. Грандиозное жертвоприношение политике свершалось — в меру хладнокровно, в меру жестоко. Как любой ритуал. Стрелки палили из винтовок, перезаряжали, палили, засыпали новый порох. Всадники наседали на фланги. Наездники врезались в пехотные взводы. Из послушных выносливых животных быки превратились в свирепые горы мускулов, покрытые густой шерстью. Они лягались передними лопатообразными копытами и топтали противника. Обманчиво мудрые морды ощерились страшными звериными гримасами.
Мос видел, как построения движутся в медленном танце вокруг центра, где плясал холодный металл и пехотинцы рубили друг друга на кровавые куски.
— Ты не выглядишь очень уж озабоченным, император. — Какр шагнул на балкон. Мос немного поморщился, учуяв исходивший от главного ткача запах псины.
— Может быть, мне просто все равно, — ответил Мос. — Проиграю я или выиграю… Какая разница? Земля поражена. Может, Керестин убьет меня, может, я его. Тому, кто носит сейчас императорскую мантию, не позавидуешь.