Нити зла
Шрифт:
Логику этого простого расчета отточили тысячелетия жизни в джунглях. Единственного разведчика может укусить змея, он рискует угодить в ловушку, сломать ногу, попасться врагам — и окажется неспособен предупредить паш. А враги неминуемо выследят место, из которого он пришел, и нападут на остальных. Два разведчика, идущие разными маршрутами, но друг за другом наблюдающие, — мишень потруднее, их нелегко застать врасплох. Если же одного постигнет неудача, то второй спасет его или пойдет за подмогой. Так безопаснее для группы.
Загадочный способ мышления чужаков, кураальцев и сарамирцев, ставил Тсату в тупик. Их действия обескураживали его. В этом мире
Он чувствовал некоторое родство с Сараном. Саран готов был пожертвовать любым членом своей экспедиции, чтобы выбраться из охамбских джунглей живым. Это Тсата мог понять. Саран старался ради более крупного паша — Либера Драмах и сарамирского народа. Других интересовали только деньги или слава. Только Саран действовал неэгоистично. Но даже Саран, как и все остальные, скрывал свои намерения и указывал Тсате, что делать и куда идти. Он полагал себя «вожаком» группы, а между тем Тсата не взял платы и пошел с ним по доброй воле.
Нет, это уж слишком. Он выбросил подобные мысли из головы. Подивиться повадкам этих странных людей можно и позже.
Каменная стена слева и не думала закругляться, чтобы соединить тропы Тсаты и Номору. Ткиурати решил перебраться через нее. На несколько мгновений он останется без укрытия, и это опасно, но неизбежно. Плавным движением Тсата выпрыгнул вверх, использовав силу толчка и крепость рук, чтобы подтянуться. Удачно нащупав ногой опору, он забрался наверх и распростерся на неровном камне. В родных джунглях желтушная кожа с зелеными татуировками сработала бы как естественный камуфляж, а теперь он чувствовал неудобство оттого, что его видно. Он мягко сполз по скале с другой стороны и укрылся за редкой растительностью. Прибывающие луны смотрели на него, с неба сочился их бледный свет с зеленоватым оттенком.
Тсата оказался на вершине длинного и узкого каменного гребня. Край — слева, чуть ниже, совсем близко. Гребень уходил вперед, а потом обрывался маленьким плоским пятачком. С трех его сторон земля обрывалась.
Он услышал их, почуял их запах еще до того, как увидел. Люди шли туда, где остались Кайку и Джугай. Двое, облаченные в странное смешение свободной черной одежды и доспехов из черной кожи. Напудренные лица казались неестественно белыми. Глаза обведены черно-синим. Их грязные одежду, волосы и кожу покрывала боевая темно-синяя раскраска. Двое выглядели неопрятно и омерзительно пахли ритаси. Тсата знал этот цветок с пятью лепестками — сарамирцы жгли его на похоронах. Они несли старые и ненадежные винтовки, тяжелое и перепачканное сажей оружие. За поясом у каждого торчал кривой меч.
Тсата закинул на плечо винтовку и вытащил из-за пояса кнта, охамбское оружие для боя в джунглях, где длинные мечи и винтовки неудобны и постоянно рискуют зацепиться за лианы или ветви деревьев. Кнта представляли собой обвязанную кожей рукоятку со стальным набалдашником и двумя кривыми лезвиями в фут длиной. Лезвия изгибались в противоположных направлениях и сужались к концу. Кнта использовались в парах, одна — чтобы защищаться, другая — чтобы нападать. Четыре смертоносных клинка служили безотказно. Они требовали совершенно особенных, звериных движений. Сарамирцы придумали им название, которое произнести легче, чем охамбское — крюки-потрошители.
Тсата спрыгнул с уступа, как кошка, и приземлился совершенно бесшумно. Ткиурати пренебрегали всеми видами украшений, которые могли звуком выдать его, ведь именно в беззвучности главное преимущество в джунглях. Двое неуклюжих мужчин не услышали, как Тсата подкрался к ним сзади. Легкая добыча. Он застал их врасплох.
Ткиурати бросился с клинком на шею стоящему справа, вложив в удар достаточно силы, чтобы сразу обезглавить противника. Левой рукой он ударил другого, который еще только разворачивался в его сторону. Удар пришелся прямо в шею, недостаточно сильный, чтобы сразу снять голову, но его хватило, чтобы разрубить мышцы. Клинок застрял в позвоночнике. Когда первый упал, Тсата уперся ногой в грудь второго и с помощью этого рычага вытащил крюк-потрошитель. На нем дымилась кровь. Из раны тоже полилась кровь, густо пачкая грудь жертвы. Тсата отступил. Человек рухнул на землю. Кажется, тело еще не понимало до конца, что он мертв, и сердце лихорадочно билось в груди.
Удовлетворенный тем, что большая часть паша теперь в безопасности, Тсата тут же подумал о Номору. Он тщательно стер кровь с лезвий и пеньковой безрукавки, чтобы враги не почуяли его запах. И направился вдоль обрыва туда, откуда пришли его жертвы.
Он увидел ее на низком пятачке земли в конце уступа. Она стояла спиной к скале, лицом к нему. С ней рядом еще двое. Один прижимал нож к ее горлу, другой с винтовкой осматривал окрестности. В свете догорающего дня Тсата был невидимкой. Сцену эту он наблюдал из тени горного хребта. Он быстро поискал следы еще чьего-то присутствия — ничего, ни часовых, ни лазутчиков. Не воины они, как бы ни хвастались.
Первой целью стал человек с ножом. Тсата мог бы попробовать сделать все в тишине, но риск слишком велик. Ткиурати подождал, пока никто не будет смотреть в его сторону, а потом прицелился из винтовки. Он как раз прикидывал, как бы так снять врага, чтобы тот случайно не поранил Номору, и в этот момент разведчица посмотрела на него и подмигнула. Потом еще раз посмотрела, очень пристально. С какой-то целью. Заметив это, человек с ножом нахмурился. Она широко раскрытыми глазами смотрела на Тсату, будто побуждая его к чему-то.
Тсата успокоился. Умная. Старается отвлечь внимание врага.
— Хорош гримасничать, дура, — прошипел тот. — Я не идиот. Ты не заставишь меня отвернуться.
Он замахнулся. Но для этого ему пришлось убрать лезвие на несколько дюймов… В этот момент Тсата вышиб ему мозги.
Оставшийся с криком обернулся и начал поднимать винтовку. Тсата прыгнул на него сверху и ударил тяжелым концом ствола в челюсть. Винтовка оглушительно выстрелила, когда он падал. Тсата пробил ему череп.
Эхо от выстрелов разлеталось в сгущающейся ночи по Разлому.