Нити

— Я был у Главного.

— Я в курсе.

— В курсе беседы?

— Естественно, нет.

— Так вот. Он взбешен. Это в самом деле — нонсенс… Похитить внаглую его советника! Над нами смеется весь мир.

— Ты сам знаешь, кто и как создал территорию, на которой от подобного не застрахованы даже мы с тобой.

— Вопрос не в территории. А именно что в нас с тобой… Ты понимаешь?

— Я понимаю.

— Тогда надо выбираться из проблемы совместными усилиями обоих ведомств. Сегодня ушат

— Что ты конкретно предлагаешь?

— Сейчас нам нужны зацепки… Любые. На уши надо поставить агентуру по всей стране. И нашу, и вашу. Любой случайный разговор, любой намек…

— Я уже дал команду. Хватаемся за каждую нить. Теперь. Есть информация: за акцией стоят люди, приближенные к Дагестанцу.

— Наш дагестанский авторитетный друг тут ни при чем…

— Да, но он может выйти на этих людей, уже достаточно. К тому же он, вроде, действительно твой друг…

— Давай не передергивай…

— Хорошо. Поговори с ним. Доверительно.

— Я понял, но, думаю, пока рано…

— Почему?

— Это — будущие уступки. Касающиеся в том числе и бюджетных распределений. Если обманем его — окажемся в болоте еще более вонючем и глубоком.

— И что предлагаешь?

— Потянем время. Башку пленнику не отрежут, советник — товар перспективный, а там — посмотрим на настроение Главного… Глядишь, остынет… А тогда — другая игра.

— Значит, напрягаем хлопцев, пусть ищут ниточки?

— А это — их работа! И вообще… среднее звено костенеть не должно, пусть бегают…

— Верно. Но! Найдем несколько миллионов на крайний случай?

— Давай пока о крайних случаях не…

— Я понял.

— Тогда — до связи!

Автобус, видимо, только что ушел. Под прозрачным пластиковым колпаком остановки не было ни единого человека, кроме стройной высокой блондинки в легком элегантном плаще с изящно подвернутыми рукавами, открывавшими ее точеные руки.

Женщина, чья красота была оценена им, Вадимом, ослепляюще-молниеносно, как найденная на асфальте камея, заставила его невольно сбавить скорость, а когда кисть ее нерешительно поднялась в просящем жесте, он, не раздумывая, вывернул нос “Кадиллака” к кромке дороги, окончательно затормозив.

Ах, какое лицо — нежное, милое… Ах, какие волосы, словно лучащиеся своей ухоженностью и чистотой… А легкий изящный шарфик, подчеркивающий хрупкую беззащитность шеи?.. А эти чуточку припухлые, словно зовущие к поцелую губы?.. Как оказалось это прелестно-утонченное совершенство здесь, в промышленно-спальном районе, среди кривых и серых пятиэтажек с разномастно и угловато застекленными выступами балконов и безликими складскими модулями со подслеповатыми оконцами?

— Мне до метро… — виновато произнесла она.

— Садитесь, конечно…

И сразу мысли Вадима перемешал в бестолковую круговерть пахнувший на него щемяще-тонкий аромат дорогих духов, и застил глаза, как отпечаток солнечного диска, гладенький, обливной капрон колготок на умопомрачительных коленях незнакомки, и табу на прикосновение к этим коленям в тот же миг стало невыносимо, однако он привычно совладал с собой, довольно-таки небрежно и вместе с тем насмешливо, промолвив:

— Вообще-то, я не таксист, мне просто неудобно оставлять на обочине в ожидании корявого автобуса столь прелестную даму… К тому же я располагаю временем. А потому не стесняйтесь, говорите адрес, и я вас доставлю куда-либо безо всякого там “до метро”…

— Да что вы! Мне в Новые Черемушки, а это — через весь город…

— Сочту за честь, — отозвался он беспечно. — Кстати — Вадим…

— Настя, — представилась она с ноткой стеснения.

— Какое красивое имя… И вполне, надо сказать, соответствует вашей внешности.

— Спасибо… — Она явно смутилась.

— Чем занимаетесь, Настя? В этой жизни? — весело спросил он. — Если не секрет, конечно…

— Не секрет. Работаю учительницей.

— Вы?! — искренне изумился он.

— Да, я! — отозвалась она, с некоторым вызовом вскинув на него глаза. — А что, это, по-вашему, презренная профессия? Или я ей внешне не соответствую?..

— Профессия наиблагороднейшая! — заверил он. — Но вам больше подходит, на мой взгляд, ремесло фотомодели… Не пробовали?

— Представьте — нет.

— А какая у вас специальность, о, прекраснейшая из учительниц?

— Французский язык.

— А вот это замечательно! — проговорил он с чувством, и даже пристукнул по рулю кулаком. — И знаете, почему?

— И почему же?

— У меня был приятель, — пояснил Вадим. — Вернее, он и сейчас есть… Но — эмигрировал в Австралию. И, отъезжая, оставил мне свою библиотеку. А библиотеку собирала его покойная матушка — переводчица с французского… Так вот. У меня куча всяких толстенных словарей, книг… Сам я французскому учиться не собираюсь, выбросить книги — святотатство, а вот кому бы их отдать для пользы дела… Настенька, если у вас есть желание, может, взглянете? Если что-нибудь вас заинтересует, беру на себя обязательство: непременно отвезу всю эту литературу прямо к вам… До порога. Ну, как?

— Предложение, конечно, интригующее… — мягко улыбнулась она.

— И что же вам мешает его принять?

— Ну… — Она замялась. — Приеду к незнакомому мужчине, там еще какая-нибудь жена…

— Во-первых, мы уже познакомились, — возразил он. — Меня зовут Вадим, а вас — Настя, так, по-моему? Во-вторых, жены нет… В-третьих, позвольте вопрос: а вы замужем?

— Нет…

— Тогда это просто судьба…

— Вы полагаете?

— Уверен.

Она с кокетливым вниманием посмотрела на него и, встретив взор, исполненный сосредоточенного обожания, с замешательством отвернулась, сказав:

— Что же… Все может быть.

Эта ее ремарка в немалой степени укрепила надежды Вадима…

— Так когда же произойдет осмотр библиотеки? — настойчиво спросил он. — Давайте заедем сейчас?

— Что вы! — Она взглянула на часы. — У меня сегодня еще уйма дел…

— А какие планы на вечер?

— Ну на вечер… Вероятно. Но — не раньше семи часов.

— Вот и дивно. А телефончик ваш, Настя, можно узнать?

— Телефончик? — Она задумчиво посмотрела вперед себя, в несущееся в глаза пространство серого, осеннего города, угнетенного ненастьем подступающей зимы. — Знаете, Вадим, давайте поступим так… Вы мне оставьте свой, я вам непременно позвоню.