Низами
Шрифт:
Около 1180/1181 года иракский сельджук Тогрул II (1177-1194) обратился к Низами с предложением написать для него новую поэму, посвященную любовной теме.
Так повелел царь царей мира:
Новую любовь заставь подняться на путях мира.
Была обещана новая награда:
Если мы оценим твои права,
Ты, в конце концов, не будешь неблагодарен.
А если мы неподобающе обойдемся с тобой,
Как Фирдоуси, сбавим тебе оплату,
Ты сможешь положить ледяную печать на золото.
Сможешь открыть кружку фука [37] ].
Низами получил этот заказ вскоре после смерти Афак. Он решил принять его и создать произведение, в котором центральным образом была бы женщина, носящая черты
Так возникла поэма «Хосров и Ширин», законченная около 1181 года. Поэма была написана быстро, но не могла быть отправлена заказчику, так как он был занят походами. Поэт мечтает, что шах прочитает поэму и скажет своему атабеку:
37
[37] Намек на известную легенду о том, что султан Махмуд заказал знаменитому Фирдоуси «Шах-намэ», обещая заплатить но золотому за двустишие, но когда дело дошло до расплаты, дал только по серебряной монете за двустишие. Поэт, когда ему привезли деньги, был в бане. Раскрыв мешки с деньгами и увидев серебро, он в гневе один мешок отдал посланцу, один банщику и один продавцу фука (род лимонада), который только что поднес ему кружку своего напитка.
…О, завоеватель мира
Откуда у Низами сотни разных проступков?
Не настало ли время обласкать его.
Устроить дела лишившемуся дел?
Такси поэт в углу доколе?
Такой знаток слов без пропитания доколе?
Из посвящения поэмы видно, что хотя заказ и был дан Тогрулом II, но Низами решил посвятить ее атабеку Шемсаддии Абу-Джа'фар Мухаммед Джихан-Пехлевану, правившему в Гандже с 1174 по 1186 год.
В середине поэмы появляется еще имя третьего носителя власти -Музаффараддин Осман Килич-Арслана (1186-1191), вступившего на престол после своего брата Джихан-Пехлевана.
Такое изобилие имен правителей невольно вызывает предположение, что Низами, закончив поэму, хотел во что бы то ни стало добиться какого-то внимания со стороны двора. Если поэт, никогда не стремившийся к богатству и почету и довольствовавшийся самым необходимым для жизни, так добивался внимания, то есть, иначе говоря, какого-либо дара, то совершенно очевидно, что он в это время нуждался. Отсюда и приходится думать, что приведенный выше рассказ Ибн-Биби едва ли правилен. Если бы Низами действительно получил те дары, о которых там шла речь, то едва ли бы он так добивался оплаты. Это предположение вполне подтверждают и собственные слова поэта:
В нищете налаживал я слово,
Но ни он [шах] мне ничего не дал, ни я у него ничего не требовал.
Довольно с меня и того, что наполнил я мир,
Стал благодетелем для моря и рудника.
Впрочем, Низами склонен объяснять такое невнимание не плохим отношением лично к нему, а тем, что поэтов в стране вообще по-настоящему не ценят:
В эту эпоху, если тебя даже и лучше этого одобрят,
Все же не повяжут тебе на шею даже и шерстяной; тесьмы [38] ]
38
[38] То есть ранее поэтов одаряли парчевыми халатами даже тогда, когда они не очень нравились, а теперь не то что халат, а одну тесьму, которой его по краям обшивают, и притом не шелковую, а шерстяную, тебе и то не подарят
Объясняет такое невнимание Низами тем, что люди его времени слепы и не умеют ценить подлинные таланты:
В этой стране, где от тупости
Черна камфора и слеп зрячий.
Надо мириться со всякой невзгодой,
Ибо дурак стоит насмешки.
Придирчивость времени от стыда далека,
Ищи удаления от него, ибо снисхождение от него далеко.
Двум разрядам людей наше время оказывает снисхождение:
Тем, кто умер, и тем, кто еще не родился.
Эти жалобы дополняет такая мрачная характеристика эпохи:
Так сообщай свою тайну лучшему другу,
Словно
Не говори того, что не следует, перед чужими,
Да не только чужими, а и перед ближайшим другом.
Даже и в уединении скрывай эти мысли от стены,
Ибо и за стенами есть ухо.
Если же не можешь скрыть это от себя,
Не обращайся к этому с помыслами, то есть не думай.
Песнь, которая не годится для пустыни,
Очевидно, не годится и на царском пиру [39] ].
39
[39] То есть такая песнь, которую нельзя было запеть в пустыне из опасения, что ее кто-то издали сможет услышать, которая не безобидна во всех отношениях Характерно сближение царского пира с пустыней.
Вспомним жалобы Хакани на то, что его окружают шпионы и доносчики. Судя по словам Низами, и в Гандже атмосфера была не лучше, и любое, не вовремя сказанное слово могло привести к тому, что палач, по выражению поэта, «начинал играть мечом».
* * *
Выполняя данное ему поручение - создать поэму о любви, Низами прежде всего обратился к историческим хроникам древнего Ирана. Его внимание привлек образ прекрасной Ширин, верной возлюбленной, своей смертью доказавшей преданность своему избраннику. Имя Ширин упоминается в византийских, сирийских и арабских хрониках; сомневаться в том, что она - лицо историческое, не приходится. Повидимому, вокруг нее и ее мужа - последнего выдающегося правителя домусульманского Ирана Хосрова Парвиза (вступил на престол в 590 году, был убит в 628 году) - уже в IX-X веках сложился целый большой цикл преданий. Известный арабский историк Табари (умер в 923 году), рассказывая о правлении Xосрова, говорит, что любимой его женой, носившей титул «госпожи», была Ширин.
В персидской хронике Бал'ами (умер в 996 году) к этому добавлено, что «не было среди людей никого прекраснее ее лицом и лучше ее нравом». В этой хронике упоминается и имя Ферхада, но весьма вероятно, что это позднейшая вставка.
Целый раздел преданию о Ширин посвящает Фирдоуси в «Шах-намэ», причем из его слов видно, что это предание ему уже было известно в виде какого-то законченного целого, может быть, своего рода былины. Фирдоуси излагает предание крайне сжато. Когда Хосров был еще юношей, он полюбил прекрасную Ширин и сделал ее своей подругой. Но став правителем в Медаине, окруженный придворными забавами, он забывает Ширин. Как-то раз он собирается на охоту. Ширин, узнав об этом, облекается в свои лучшие убранства, выходит на крышу дома и, когда Хосров проезжает мимо, окликает его. Забытая любовь воскресает с прежней силой. Царь посылает к Ширин рабов, чтобы они отвели ее в его «золотой дворец», и решает заключить с ней брак по древним обычаям.
Это решение вызывает крайнее неудовольствие аристократии. К Хосрову приходят вельможи и старейшие мобеды (зороастрийские жрецы) и заклинают его не совершать столь безумного поступка. Они говорят:
Если род вельможи замаран,
Величие от того рода уходят.
Знай, что никогда доблестный сын
Не покушался на кровь отца,
Если только мать не замутила рода,
Сына не сбила с пути замаранность.
Фирдоуси не говорит, что заставило вельмож повести такие речи. Он, повидимому, предполагает, что причины читателю известны. Можно думать, что основным мотивом было происхождение Ширин. Очевидно, она не принадлежала к иранскому царскому роду и потому не считалась достойной стать супругой Хосрова. Возможно даже, что историческая Ширин была и не иранского происхождения. Одна сирийская хроника тех времен называет ее Сира и считает, что она была арамейского происхождения [40] ] .
40
[40] Арамеи - древнее население Сирии. Заметим, что это место можно прочитать, как «армянского» происхождения. Может быть, так н стояло в оригинале, и тогда станет попятно, почему вся более поздняя традиция Ближнего Востока называет Ширин армянкой.