Низший - Инфериор. Компиляция. Книги 1-19

Михайлов Дем Алексеевич

За полосой сырых джунглей нас встретила стена из сомкнутых воедино шести и пятиэтажных полуразрушенных зданий, замаскированных под зеленые холмы и серые скальные склоны. И эту маскировку придумала не система, а те, кто в свое время отвечал за продажу недвижимости в плавучих городах и заодно за те виды, что открывались взорам богатых клиентов с балконов их новых апартаментов.

Как-то несерьезно, когда ты выкладываешь круглую сумму, опускаешь жопу в дорогущий полотняный шезлонг и вдруг понимаешь, что мол да… вот он величественный океан… но что-это за хрень на левой периферии, так сильно похожа на какой-то барак? А это барак и есть – чаще всего для вахтового персонала. Что делать с похожей на кусок формованного говна

бюджетной постройкой? Правильно – наляпать бетона, утыкать все обычным камнем, напихать во все углубления и щели неприхотливую растительность и вуаля – это не здания, а зеленеющие холмы. Взгляд не цепляется до тех пор, пока не соображающий после третьей смены подряд работяга не вывесит за окно наспех выстиранные трусы. Но лучше сразу окна сделать не открывающимися…

Встретившая нас стена бараков громко и ясно заявляла – расположенные перед нами плавучие острова повернуты к нам жопами, ибо все бюджетные постройки старались упихать на нижние этажи, а там, где этого не позволяла политика и как бы равенство, их пихали на задворки. Именно поэтому частично обвалившаяся маскировка была далеко не на каждом бараке, а на стенах виднелись остатки явно самодельных железных балконов, клеток и прочих бытовых сооружений. До того, как эти острова пришли на вечную стоянку в Формозе на них давно уже исчезли большая часть некогда суровых правил. Каждый такой островок представлял собой мини-страну со своими сводами негласных правил и законов. Хуже всего, как всегда, контролировалась рождаемость. И постепенно гоблины начинали выбирать за пределы перегруженных зданий, начиная жить в самодельных пристройках, что висели над бушующим океаном. Зато у каждого персональный туалет в виде прикрытой дощечкой дыры – сри не хочу…

Здания были обитаемы. Не все, но многие. Вывешенная за окна одежда, клетки с курицами, связки рыба и мяса… Решетки на окнах и ставни тоже говорили о многом. Редкие дымы на крышах и балконах – не полыхающее жадное пламя, а что-то тлеющее навроде небольших кухонных очагов.

Вырвавшись из тянущегося в один из узких проломов лесного «щупальца», мы разом окунулись в сумрачную прохладу одного из зданий. Межэтажные перекрытия разрушились, а джунгли расползлись во все стороны, в качестве авангарда послав сотни метров того прозрачного белого кустарника, что явно не особо переживал о почти полном отсутствии дневного света.

Продвинувшись еще пару десятков метров, мы оказались на границе света и тени, по моему приказу остановившись у выхода на очищенную от мусора и хорошо сохранившуюся бетонную универсальную площадку. Прадед Клякс, да? На таких площадках собирались старики, играли дети, готовили пищу, устраивали свадьбы и похороны, здесь же выступали самопровозглашенные лидеры очередного протеста и здесь же их херачили в мясо безы…

– Хочу собеседников – обронил я в пространство – Силой не тащить! Позвать вежливо. Так что пусть этим займется Хорхе…

– Уже, команданте! Мы надолго? Подзарядиться бы…

– Несколько часов – ответил я, поднимаясь с кресла и с удовольствием ощущая, как четко работает мое отреставрированное медблоком тело. Ныли надрезы и швы, но это ерунда.

– Давай на тот холм, Рэк – приказал я, влезая в Гадюку – Для твоих позиция на его склоне. И займись разведкой.

– Давно распорядился, командир – в пьяном судя по звуку голосе Рэка – значит трезв и сука счастлив – звучала нескрываемая радость владельца чего-то крутого – Гоблины бегут и спотыкаются. Все будет через полчаса. Полная сводка.

– Действуй – отозвался я, выходя из броневика и направляясь к центру бетонной площадки.

Сделав несколько шагов, я замер, медленно повернулся, вырубив все фильтры и подсказки усеченной доп-реальности, глядя на окружающую местность обычными глазами. Оценив увиденное, вернул сторожевые настройки и повторил в микрофон, предварительно вырубив динамики:

– Вежливо, гоблины… вежливо…

Это удивительное для меня само по себе слово я повторил по одной простой причине – здешние гоблины жили тут, а не выживали.

Обычная жизнь в херовом месте. И еще тут были дети – не взрослые же нарисовали вон то синее небо с черными проплешинами и улыбающуюся гигантскую змею поднявшуюся над руинами. Повсюду бегающие среди скудных, но аккуратных и явно часто поливаемых посадок курицы. Чуть дальше виден один огромный общий огород, где на обрезанных кустах багровеют огромные помидоры размером в раздутый гангреной кулак орка. Я вижу уже поспевший зеленый горох, там же арахис, кабачки, тыква, ягодные кусты и много чего еще, но чего там нет, так это сорной травы и камней. Взрыхленная и очищенная земля выглядит здоровой и плодородной. Сделав еще десяток отдающихся эхом шагов – но проигрывающих в громкости шагов Джинна, что штурмует склон холма, обрушивая вниз щебень – я дохожу до левого края площадки и обнаруживаю тщательно очищенный от мусора детский бассейн. Бывший детский бассейн – он и сейчас залит до краев водой, но помимо водорослей там полным-полно снующей деловитой рыбы. Приглядевшись, я узнаю один из подвидов теляпии. Что-то селекционное, жирное и не слишком крупное.

Да… я узнаю вообще все вокруг. Влегкую опознаю каждую живность, каждое растение. Почему? Ответ прост – я словно вернулся в неимоверно далекое прошлое и вновь очутился у подножия заброшенной небесной башни посреди океанического мелководья. Вокруг океан, вдалеке далекий шрам еще не утонувшей суши, кое-где из воды вздымаются крыши давно стоящих на дней высоток, пляшут на волнах плоты из пластиковых бутылок, робко цветет в горшках чужая клубника, а мы, чумазые дети-гоблинята, пуская голодные слюни, смотрим как вычищают от скверны тела больных осьминогов, что отправятся в общий котел… А если подняться по охренеть насколько бесконечным лестницам – делая редкие передышки – то я окажусь на крыше башни и увижу ухоженный огород, небольшой жилой тент, рядом палатка, а чуть дальше исправный опреснитель и собранное складкой полотно для сбора дождевой воды…

Повернувшись, я замер и перепуганный женский вскрик, что донесся из окна третьего этажа – я отметил на автомате, равно как и прицельная автоматика Гадюки – запоздал на долю секунды.

«ОСТОРОЖНО!» - крикнула она тем голосом, что бывает только у перепуганных до смерти матерей, видящих, как на их ребенка несется грузовик.

В полушаге от меня стояло двое детей. Им лет по пять. Может чуть старше. Девчонка чернокожая, в кудрявых волосах серая лента, майка, шорты, соломенные сандалии и бедовый озорной взгляд. Любопытная и непослушная – такие обычно погибают первыми. Она держит за руку пацана, что одет точно также, но смотрит совсем иначе – сонно и без особого любопытства, одновременно пытаясь выгрызть из пальца занозу.

– Вы волшебный герой? – пискнула девочка.

Я не сразу уловил смысл – это общий язык, но с необычным акцентом.

– Дина! Мэв! Отойдите от него! Живо!

Мальчишка подался назад, но девчонка сердито дернула его назад – как личную куклу – и больше никак не отреагировала на материнский срывающийся на визг окрик. С невероятной серьезностью взглянув в непроницаемое забрало моего шлема, она задала второй вопрос:

– Вы добрый?

Осторожно отшагнув от наглых гоблинят – даже легкого небрежного касания боевого экзоскелета хватит, чтобы нанести хрупким детским тельцам возможно фатальную травму – я отвернулся и пошел прочь, наводясь на присланное от Хорхе сообщение.

Неподалеку от уже не так плотно затянутого порванными нами лианами и затоптанным кустарником проема имелась дверь. Из нее и вышла плотная группка явно испуганных, но старающихся сохранять достоинство взрослых гоблинов. В центре шагала высокая темнокожая женщина с алыми волосами. И вряд ли это была краска – я что-то помнил про некогда новомодные запрограммированные с рождения волосы. Цвет, густота, завитость – менялось все по желанию матери, были бы деньги. В те времена это не считалось запрещенным вмешательство – волосы всего лишь волосы, не так ли? Никто же не пытается заставить эмбрион отрастить второе сердце или третью руку…