Низвержение Зверя
Шрифт:
Я чуть прокашлялся и произнес:
– У вас есть только один путь, чтобы разрушить Рейх полностью и окончательно: вам нужно убить Гитлера – и тогда все закончится. Ведь у вас есть такая возможность, я знаю. Солдаты и офицеры вермахта, люфтваффе и кригсмарине приносили присягу лично фюреру германской нации, и его смерть сделает их свободными. Правда, в распоряжении Гиммлера останется СС, преданная лично ему, а это очень серьезная сила…
– Эрвин, да будет вам известно, что Гиммлера больше нет, – сказала фрау Антонова. – Кремирован заживо – по моему, между прочим, приказу. И большая часть верхушки СС тоже испарилась из нашего мира в тот же момент. Когда все закончится, я покажу вам то место, и вы сможете положить на оплавленные камни скромный букетик цветов.
– Обязательно, фрау Нина! – сказал я с горячностью в ответ на ее иронию, – только перед этим надо будет где-нибудь раздобыть хороший пук чертополоха. Ничего больше этот вампир и его прихвостни не достойны. Даже тогда, когда я еще был предан фюреру, господин Гиммлер и его присные не вызывали у меня ничего кроме гадливости… Если этот человек мертв, то после смерти Гитлера остальные ничего не значат. Кейтель – пустоголовый дурак, Геббельс – не имеет реального веса, Геринг – наркоман, от всех проблем спасающийся при помощи шприца. Я почти уверен, что у Гитлера есть специальные преданные люди, которые после его смерти отправят рейхсмаршала на свидание с праотцами, ибо он не хочет, чтобы этот жирный слизняк унаследовал у него Германию…
Фрау Антонова перевела мои слова – и господин Сталин, немного помолчав, ответил:
– Ликвидировать Гитлера – это было очень интересное, но преждевременное предложение. У нас еще есть несколько дел, требующих серьезной подготовки, и их необходимо проделать при его жизни. Впрочем, как только эти дела будут сделаны, мы сразу воспользуемся вашим планом.
– Что ж… в таком случае мне будет несколько затруднительно с вами сотрудничать, – сказал я, с новой силой ощутив тревогу, которая сейчас просто душила меня, водя по краю отчаяния. С голосом моим вдруг что-то случилось, и я хриплым шепотом добавил: – Когда Гитлер узнает о моей измене, он сразу распорядится арестовать и уничтожить мою жену и сына…
Большевистский вождь и фрау Антонова переглянулись – и господин Сталин чуть заметно кивнул.
– Мы вполне способны помочь вашему горю, Эрвин, – сказала фрау Нина ободряющим тоном. – У нас есть такие люди, которые будут в состоянии доставить ваших родных в безопасное место. Разумеется, за исключением того случая, если они уже находятся в тюрьме Моабит, ибо через несколько сотен охранников не прорваться даже нашему спецназу.
– Нет, – сказал я, мгновенно ощутив в душе большое облегчение, которое даже слегка опьянило меня, – насколько мне известно, моя жена Люсия и сын Манфред по-прежнему проживают в нашем доме в Ульме. По крайней мере, так было до тех пор, пока вы не захватили Швецию и не оборвали нашу связь с Рейхом через шведский Красный Крест… Надеюсь, ничего не изменилось…
– Мы уточним этот вопрос, – сказал Сталин, – так как от вас давно не было известий, их обоих давно могли мобилизовать: жену – во фраубатальон, а сына – в фольксштурм… В таком случае их следует искать где-нибудь в окрестностях так называемого Западного вала, где Гитлер, не имея больше достаточного количества кадровых солдат, собирается останавливать наше наступление грудами человеческого мяса. Но наши военные не ведутся на такую уловку и стараются поменьше убить и побольше взять в плен. – Тут он чуть усмехнулся. – Да и не плен это, господин Роммель, а просто спасение, потому что мы не собираемся удерживать добровольно сложивших оружие солдат фольксштурма и фраубатальонов сверх необходимого …
– Насколько нам известно, в этом деле царит такой бардак, – сказала фрау Нина, – что после мобилизации разыскать их можно будет только на сборных пунктах временно интернированных или пока они сами не дадут о себе знать. При мобилизации во вспомогательные части [8] документация по учету личного состава просто не ведется. В том, что это действительно так, вы сможете убедиться, едва прибудете в Австрию, где мы уже приступили к нормализации жизни вашего народа на освобожденных от Зла территориях…
8
В Третьем Рейхе личное дело на призывника заводили во время прохождения им в семнадцатилетнем возрасте приписной комиссии, а потом просто передавали его по инстанциям. При массовой мобилизации невоеннообязанных, не прошедших приписные комиссии, на бумажные формальности просто махнули рукой, ибо было не до того. Мобилизованных просто татуировали как заключенных в концлагерях, нанося на запястье личный номер и номер части. Все равно эти люди так или иначе были предназначены на заклание, и Кейтель не видел смысла возиться с их персональным учетом.
Что ж, все сказанное меня весьма обнадеживало. Я пожал плечами и сказал:
– Ладно, я согласен. Только прошу без особой необходимости не афишировать мое имя. По крайней мере, до тех пор, пока не выяснится, что стало с моими родными. Ведь, кроме долга перед семьей, у меня есть долг перед своей страной.
– К сожалению, об этом не все помнят, – сказал большевистский вождь, пожимая мне руку. – Выезжайте скорее на фронт, ибо в Вене бои идут уже в окрестностях Северного вокзала, где вместе со своими эсесовцами окопался этот мерзавец Рендулич, а наши передовые части вышли к Линцу и Моравско-Будевице. Как видите, работы для вашей будущей гражданской администрации хоть отбавляй.
– Господин Сталин, – неожиданно для самого себя сказал я, – позвольте один вопрос?
– Позволяю, – сказал большевистский вождь, – мне просто интересно, о чем вы можете меня спросить.
– Скажите, сумею ли я когда-нибудь снова надеть военный мундир? – сказал я.
Большевистский вождь нахмурился.
– Вы не нужны нам в качестве военного, – довольно резко ответил он, – а тот мундир, что вы носили до недавнего времени, был осквернен прикосновением к нацизму-сатанизму. И тут двух мнений быть не может; вместе с теми людьми, которых вы будете обязаны спасти из мрака отчаяния, вы должны будете каяться и молить о прощении за все содеянное. И вообще, я надеюсь, что навыки, которые вы обрели в армии, вам больше никогда не пригодятся. У нас достаточно своих талантливых генералов, способных решить любые мыслимые и немыслимые задачи, а вам предстоит трудиться там, где вы больше всего нужны вашему обманутому и израненному народу. Мы не англичане с французами, и поэтому не будем подвергать немецкий народ мелочному унижению, но в любом случае вам всем предстоит тяжелый путь искупления и осознания содеянного. Спасение души – это я вам говорю как специалист – требует немалых затрат сил, ума и нервов, как ваших, так и тех, кого вы соберетесь спасать. Кроме того, у немцев просто не осталось солдат, которых вы могли бы повести за собою в бой; они все умерли или умрут в ближайшее время. Вы меня поняли, господин Роммель? А если поняли, то идите, и я надеюсь, что услышу о вас только хорошее и никогда не пожалею о сегодняшнем разговоре. А вы, товарищ Антонова, проводите господина Роммеля до машины и, пожалуйста, вернитесь. У меня к вам есть еще один разговор.
Сказав эти слова, господин Сталин посмотрел на меня таким взглядом, что я сразу понял – в нашей беседе поставлена точка. Для меня тоже все было ясно – и я выходил из кабинета большевистского вождя уже совершенно другим человеком. Теперь мое место было там, где страдает и мучается мой несчастный народ, которого фюрер и его камарилья, ослепив сладкими посулами о расе господ, привели на край пропасти, за гранью которой – только гибель и забвение.
Полчаса спустя, там же.
Присутствуют:
Верховный Главнокомандующий – Иосиф Виссарионович Сталин;
Начальник генерального штаба – генерал-полковник Александр Михайлович Василевский;
Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия;
Специальный консультант Верховного Главнокомандующего – комиссар госбезопасности третьего ранга Нина Викторовна Антонова.
Не успела комиссар ГБ Антонова выполнить указание товарища Сталина и, сопроводив Роммеля до машины, вернуться обратно в кабинет Вождя, как там уже сидели Василевский и Берия.