Низвержение Зверя
Шрифт:
15 июня 1943 года. Семь часов вечера, Второй Украинский фронт, полоса прорыва мехкорпуса ОСНАЗ генерала Ротмистрова, 45 километров южнее Вены, перекресток дорог в 4-х километрах от австрийского городка Айзенштадт.
Гвардии капитан РККА Семен Васильевич Листьев, командир батареи штурмовых артсамоходов ИСУ-152.
Сейчас, когда совместными усилиями авиации, артиллерии, матушки пехоты и штурмовых частей фронт наконец оказался прорван, можно остановиться и осмотреться по сторонам. Дело сделано: в последнем бою мы сбили последний вражеский заслон и открыли дорогу для наступления. Как раз у этого перекрестка в глубоких капонирах заняла позицию тяжелая танковая рота СС: три тяжелых танка «Тигр» и шесть легких самоходок вроде нашего «голожопого Фердинанда». Подставь мы им борта – и дело было бы плохо. А в лоб (спасибо конструктору товарищу Шашмурину) даже «Тигр» возьмет ИСУ-152 не более чем с трехсот метров. Но дело было совсем не так, что мы
Видимо, наблюдатель высотного разведчика и в самом деле обнаружил что-то более чем подозрительное, потому что когда мы уже были на подходе, по данному перекрестку дорог ударили, мешая засаду с дерьмом, железнодорожные транспортеры с двенадцатидюймовыми морскими орудиями. Всего несколько снарядов, но каков эффект! По крайней мере, стоящий «на ребре» тяжелый танк, перевернутый взрывом, мне до этого видеть не приходилось. А ведь немчики старались: занимали позиции ночью, маскировались, в буквальном смысле заметали следы – и вот каков результат. К началу боя вражеская засада уже понесла серьезные потери. Один «Тигр», лежа на боку, оказался вне игры, еще у одного заклинило осколком башню [5] (о чем мы узнали только после боя), четыре легких самоходки разбило в хлам (много ли надо хлипкой конструкции на шасси дерьмового легкого чешского танка), и еще одна была частично ремонтопригодной, но времени у немцев на возню с ней уже не было.
5
«Тигры» первой серии не имели на корпусе защитного бронекольца, прикрывающего стык башни и погона корпуса, в результате чего любой осколок или мелкокалиберный снаряд, попавший в этот зазор, намертво клинил башню. Это была одна из самых ругаемых немецкими танкистами особенностей этой машины.
Кроме всего прочего, взрывы морских снарядов посрывали всю вражескую маскировку и зажгли четыре чадных бензиновых костра, заметных издалека. Помог нам и ходящий кругами над полосой прорыва высотный разведчик, для которого немецкая засада оказалась как на ладони. А дальше – простая арифметика: расстояние до противника – полтора километра, шесть стволов в шесть дюймов против одного в восемьдесят восемь миллиметров. Еще один «Тигр» мог стрелять только в том случае, если одна из наших машин случайно оказывалась прямо на директрисе его выстрела (правда, тогда мы этого не знали); самоходка же из-за большой для себя дистанции и вовсе выбывала вне игры. Но мы ее замочили – просто на всякий случай, во избежание негативных нюансов. После короткой пристрелки, с третьего раза, машина старшины Носкова точно уложила в ее капонир гаубичную осколочную гранату. Вспышка взрыва, черное облако дыма от сгоревшего аммотола, разлетающиеся во все стороны обломки и чадный бензиновый костер – и привет Шишкину! Нам эта кусачая стерва сделать ничего не могла, а вот для штурмовиков, которые, спрыгнув со своих американских грузовиков и растянувшись в редкую цепь, пригнувшись, потрусили к вражеским позициям, ее осколочные снаряды представляли серьезную опасность.
Пока Носков разбирался с самоходкой, остальные пять машин взяли в оборот «Тигры». Сначала короткая пристрелка для уточнения дистанции, а потом – состязательная стрельба на поражение: сначала по тому «Тигру», что интенсивно от нас отплевывался из своей пушки, а затем и по тому, который вел себя скромно. Машина старшего сержанта Кубикова получила удар в середину наклонного лобового листа, слева от маски пушки: немецкий снаряд раздробил сменную металлокерамическую плитку дополнительной защиты и, оставив глубокую борозду в верхнем слое брони, ушел в небо на рикошет. Это не считая близких разрывов, которые для тяжело забронированных артсамоходов – даже меньше чем ничего. Для такой работы эти тяжелые машины и создавали, чтобы с дистанции прямой наводки глаза в глаза шестидюймовым калибром объяснять врагу, насколько он не прав.
Наш ответ гансам, как говорят товарищи из ОСНАЗА, оказался брутальным. Пятидесятикилограммовый морской полубронебойный снаряд, попав в цель под прямым углом, проломил сто миллиметров лобовой брони башни и лопнул внутри вместе с почти не расстрелянным боекомплектом. Ствол орудия, летающий в небесах подобно кинутой вверх городошной бите, впечатлил даже таких видавших виды людей как наши штурмовики. Сам же я всей картины во всем ее многообразии так и не узрел, потому что поле зрения командирского перископического прибора весьма ограничено.
Потом так же дружно, но на этот раз без особых спецэффектов, мы запинали второй «Тигр». И когда он вспыхнул как бочка с бензином, высотный разведчик подтвердил, что больше боеспособной техники на вражеских позициях не наблюдается. Тогда мы строем фронта медленно двинулись вперед, время от времени останавливаясь на «короткую» для того, чтобы выстрелами своих орудий объяснить германским пулеметчикам, что им пора сматывать удочки. Один или два пулеметных расчета мы прижучили полностью, а остальные, вместе с остатками своей пехоты и уцелевшими танкистами, предпочли ретироваться от наших штурмовиков куда-то в сторону от дороги. Бесполезно на своих двоих бегать от входящих в прорыв танков. Устать так можно изрядно, а вот спастись невозможно.
И вот я сижу в командирском люке съехавшей на обочину машины, а мимо нас, по дороге на запад, лязгая гусеницами, бодро мчат танки механизированного корпуса особого назначения генерала Ротмистрова. У них команда – вперед и только вперед; а нам уже завтра, пропустив перед собой эту бронированную лавину, предстоит поддерживать пехоту, которая приступит к зачистке Вены от нацистско-сатанинского отребья. Да-да, именно так: в последнее время замполиты начали нам объяснять, что, согласно марксистско-ленинскому учению, когда идеи овладевают массами, они становятся материальной силой. И верно это не только для коммунистической идеи, но и для той, что является ее прямой противоположностью. Если мы, советские большевики, сражаемся во имя всеобщего счастья для всех народов, то Гитлер и его подельники хотели счастья только немецкому народу, а остальных собирались утопить в тысячелетнем ужасе, сделав своими рабами или уничтожив вовсе. А от таких идей до поклонения Сатане, то есть чистому злу, всего один шаг. И когда немецкими массами овладела уже эта идея, мир очутился в шаге от такого ужаса, который не мог выдумать ни один воспаленный мозг. Мне ли, человеку, три месяца пробывшему у них в плену, не знать, что они готовили для всего человечества… Одним словом – фашисты. А еще они испугались того, что мы вдруг очень быстро набрали силу и начали их бить. Причем бить смертным боем. Так же, как они летом и осенью сорок первого громили и окружали наши войска, мы уже зимой принялись громить и окружать их. И вот сейчас зрелище проходящего по дороге в плотных колоннах мехкорпуса ОСНАЗ напомнило мне один январский вечер сорок второго года, когда я, только что освобожденный из плена, наблюдал за тем, как в Каховку входит тяжелая танковая бригада полковника Бережного. Эти люди только что разгромили пресловутого Гудериана и были чрезвычайно горды хорошо проделанной работой. Товарищ Ленин верно сказал, что из искры возгорится пламя. Так вот: бригада полковника Бережного на тот момент и была той искрой, из которой вспыхнуло пламя наших побед.
Да и я для этих побед не чужой человек. После освобождения из плена в числе прочих бывших пленных меня оставили оборонять Каховку до подхода линейных частей Красной Армии. В ходе этой обороны я был ранен и вывезен в Евпаторийский госпиталь на излечение. После лечения и прохождения окончательной проверки меня направили в войска командиром огневого взвода противотанковой батареи. Только на вооружении у нас имелись теперь не сорокапятки, а пушки ЗИС-3, что было уже гораздо серьезнее. Со своей батареей я насмерть стоял летом прошлого года под Белгородом, отбивая одну вражескую атаку за другой. В тыл нас отвели только после того как от батареи осталось всего с десяток человек и ни одного исправного орудия. Однако немцы на нашем участке так и не прошли. За то дело я, не имея ни одной царапины, получил орден «Красной Звезды» и еще один кубарь в петлицы, став старшим лейтенантом. На переформировании остатки нашей батареи, как, впрочем, и то, что осталось от всего полка, обратили на формирование самоходного истребительно-противотанкового артиллерийского полка, укомплектованного ПТСАУ-57, иначе именуемой «Оса».
Именно нашему полку, в числе прочих, прошлой зимой довелось держать оборону под Оршей, когда осатаневшие уже в прямом смысле немцы и пособничающий им евросброд буквально толпами лезли на наши окопы в сопровождении устаревших танков, соскобленных в качестве трофеев со всей Европы. В основном это были «французы», но попадались и «англичане». Поле перед нашими позициями оказалось заставлено заиндевевшими обгорелыми коробками и завалено мороженым мясом немецкого, британского, датского, французского и прочего европейского происхождения. Мы, конечно, не танки, но тоже кое-что можем. На машине есть пулемет, пригодный для отбития пехотных атак, а в боекомплекте – осколочные гранаты и картечь. Когда натиск врага ослаб из-за того, что у него кончился запал, наш первый Белорусский фронт сам пошел вперед, – и тут-то меня ранило во второй раз. Думал, не выживу, но все обошлось, хотя провалялся в госпитале до весны. Там же меня нашла еще одна награда – орден Ленина и капитанская шпала в петлицы.
«Растешь, Семен Васильевич, – сказал я себе в шутку, – так до конца войны, быть может, генералом станешь или хотя бы полковником».
Именно после того ранения я и попал в формирующийся механизированный штурмовой батальон командиром артсамоходной батареи. Участвовал в прорыве фронта в Карпатах, после чего своими глазами наблюдал Словацкое национально восстание против немцев, продвигаясь по следам напропалую рвущихся вперед мехкорпусов ОСНАЗ. Работы по специальности при этом у штурмовиков не было, ибо словацкая армия целиком и полностью перешла на сторону Антигитлеровской коалиции и то же самое совершали многие венгерские части; железнодорожные и саперные батальоны новой венгерской армии уже вовсю трудятся в наших тылах, обеспечивая нашу общую победу. Потом наш батальон вместе с другими частями усиления находился в ближнем тылу наших войск (на случай необходимости парировать вражеский контрудар), и одновременно с тем готовясь к следующему прорыву линии фронта.