НЛО прибывает по расписанию
Шрифт:
– Лошадь здоровенная! Еще и кругами бегает, глумится, язык показывает! Нет чтобы посадить меня, любимого, к себе на спину! – досадливо хмыкнул Борька.
– Размечтался! Скорее уж я Катю ему на спину посажу, – сказал Федор.
Он шел впереди, нарочно стремясь умять снег, чтобы Кате, которая шла позади, было проще идти.
– Да уж, конечно, Туркину-Буркину! – скривился Пузиков. – Все для Туркиной-Буркиной! Втрескался, так и скажи!
Макаров, не любивший, когда ему напоминали об этом, рассерженно побагровел, испытывая сильное
– А тебя что, Пузиков, это сильно волнует? В каждой бочке затычка? В каждую щель нужно нос сунуть? – спросила Катя.
Однако поколебать Пузикова в его уверенности было так же сложно, как сдвинуть с места скалу.
– Такой уж у меня нос! Сам всюду суется, – хладнокровно заявил он. – И вообще терпеть не могу холод! Совсем другое дело лето. Идешь себе, насвистываешь, грибочки собираешь.
Федор недоверчиво покосился на него. Пузиков не производил впечатления человека, который любит собирать грибочки. Вот есть их – совсем другое дело. Тут уж, как говорится, «мы ложечки и вилочки возьмем и двадцать девять тортиков за пять минут умнем!»
Наконец лес поредел и расступился. Они стояли на заснеженном холме. Внизу были видны кирпичные дома поселка, перемежающиеся домиками помельче, окруженными потемневшими от влаги заборами.
– Это Марфино? – спросила Катя.
– Похоже, что Марфино. Больше тут никаких населенных пунктов не обозначено. Имеется еще, правда, парочка деревенек, но они такие лилипутские, что едва ли там могут быть кирпичные дома, – сказал Федор, внимательно глядя на карту.
«Если верить карте, мы вышли верно», – решил он.
Подойдя к краю холма, Макаров обозрел большую заснеженную поляну, которая в летнее время, вероятнее всего, превращалась в картофельное поле. Место выглядело заурядно и как-то совсем не величественно.
«Поле как поле. Ничего особенного», – усомнился Федор.
Однако пересечение линий на карте сомнений не оставляло: важнейшее в истории Земли событие произойдет именно здесь.
«Да, что ни говори, а жизнь – штука странная. К примеру, могло ли это картофельное поле предполагать, что именно на нем в 20… году нашей эры неожиданно состыкуются космические координаты и именно сюда звезда-пульсар чудовищным всплеском энергии направит базы космических завоевателей?» – подумал Макаров.
Пузиков недоверчиво пожевал губами:
– И что? Вот здесь агнеры установят свой передатчик? По-моему, профессор Слощей просто заработался, если ему такое взбрело в голову. Что он – другое место не мог высчитать? Поинтереснее и посуше. Например, где-нибудь на Гавайских островах или в Африке. Высадился – и сразу в океанчике искупался или на солнышке погрелся! Но чтобы у нас и где – на картофельном поле! Это как надо на мозги прихрамывать, чтобы такое отчебучить.
– А ты как себе представлял? – поинтересовался Федор. – Что здесь посреди поля будет монумент с надписью: «ПУЗИКОВ, ИМЕЙ В ВИДУ: ТУТ ВЫСАДЯТСЯ ПРИШЕЛЬЦЫ!»?
– Ты угадал! Это было бы клево! В самый раз!
Внезапно лицо Пузикова перекосилось, нос его задвигался, и, несколько раз лихорадочно глотнув воздух, он чихнул:
– Пчхи!
– Будь здоров! – сказала Катя.
Борька покосился на нее:
– Спасибо, Туркина-Буркина. Учти, если я заболею, я тебя выставлю на баксы. Ты мне весь аспирин будешь оплачивать.
– И белые тапочки, – вмешался Федор, никогда не упускавший случая испортить Борьке настроение.
На лице Пузикова мелькнул испуг.
– По-почему это тапочки? – спросил он дрожащим голосом.
– Потому что сейчас уже половина второго. Через полчаса, самое позднее через час сюда высадятся агнеры.
– Еще неизвестно, высадятся или не высадятся! Профессор вполне мог промахнуться на пару километров. Карта-то ого-го какая приблизительная! – сказала Катя.
Она стояла рядом с Арнольдом, который, ласкаясь, толкал ее носом и просительно поскуливал, прикидывая, нельзя ли выпросить что-нибудь перекусить. Сообразив, что у Кати ничего съедобного нет, пес заинтересованно уставился на Пузикова и раза два басисто гавкнул.
– Не пялься на меня, чучело! Я собак терпеть ненавижу! – начал было Борька.
Арнольд, не любивший, чтобы с ним разговаривали подобным образом, угрожающе зарычал и стал трепать Пузикова за штанину.
– Ты на кого наехала, болонка! Да я таких, как ты, дюжинами! – завопил Борька.
Пузиков принялся выдирать у Арнольда из пасти свою штанину, но внезапно схватился за карман.
– А чтоб меня! Я так не играю! Больно же! Там что-то жжется! – крикнул он и, вытащив из кармана какой-то предмет, бросил его на снег.
Наклонившись, Федор понял, что это та самая пластинка с отверстиями, которую Борька нашел на снегу в том месте, над которым висел прозрачный диск.
Пластинка лежала на земле, постепенно краснея. Снег вокруг нее таял.
– Ты видишь? Видишь? – прошептала Катя.
– Вижу, Туркина-Буркина! – отреагировал Пузиков. – А что, ты хочешь одолжить мне свои очки?
Федор присел на корточки. Теперь он был к пластинке ближе всех. Ему чудилось даже, что он улавливает разливающееся от нее тепло.
Ребята завороженно наблюдали за тем, как изменяется пластинка. Она осталась прежних размеров, лишь раскалилась. Из каждого ее углубления теперь били лучи, которые, переплетаясь в воздухе, образовывали объемные изображения и причудливые фигуры явно неземного происхождения.
Вначале мелькала золотистая пыль, которая вполне могла оказаться россыпью галактик. По созвездиям пробежал красный пунктир.
Кипели, клубились зарождающиеся галактики, взрывались старые и рождались новые звезды. Раскаленный газ, остывая, собирался в сгустки. Хрупкие космические кораблики, похожие на семена диковинных растений, скользили между скоплениями комет и метеоритных обломков.