Но-о, Леокадия !
Шрифт:
– Это еще кто?!
– рявкнула Вдова.
– Леокадия!
– прошептал Алоиз.
– Сейчас же выгони ее! Выброси, говорю тебе! Сию же минуту!
– Успокойся вдо... женушка!
– шепнул Алоиз.
– Что она о нас подумает? Как никак интеллигентная дама!
– С эдакой лошадиной физиономией? Да умеет ли она говорить? Может, ты еще и Чревовещатель?
Этого Леокадия не выдержала.
– Нет уж, извините, - вмешалась она.
– Это я Чревовещатель, и говорю за него. Ему бы никогда не пришла в голову
И она повернулась к Вдове задом столь решительно, что Вдова, испугавшись ее правого заднего копыта, в страхе забилась за вешалку.
– Поехали, Алоиз!
– скомандовала Леокадия.
– Доброй ночи, госпожа Вдова. Не забудьте посыпать голову нафталином.
Но не для всех ночь эта была доброй. На родной стоянке возле Шестиконного сквера, посреди Старой площади кто-то снял табличку с надписью:
ЧЕТЫРЕ ТАКСИ И ШЕСТЬ ДРОЖЕК
И вместо нее сделал другую надпись:
СТОЯНКА ТАКСИ НА МИНДАЛЬНОЙ АЛЛЕЕ
Но все еще по-прежнему пахло овсом, мокрой соломой, конским потом и, как прежде, над голыми кустами сирени раскачивался месяц.
– И все равно здесь мы ДОМА, - тихонько сказала Леокадия.
Алоиз расстелил на скамейке свой головной убор - обкусанную газету с фотографией Леокадии, и улегся на этой странной постели. Леокадия отыскала себе местечко в кустах сирени.
– Скоро будет апрель, - размечталась Леокадия, - расцветет черемуха в саду... Правда, я люблю и март... Молодые пушистые вербочки... Ветер в ветвях...
И запела:
Вербочки, вербочки
Пушистые веточки...
Эти веточки напомнили ей, что Алоиз до сих пор еще не ужинал.
– А все из-за меня, - огорчилась она.
– Завтра же начну искать работу. Я должна стать САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ.
– У нас не было даже прощального тоста, - вздохнул Алоиз.
– Потому что все впереди, - отвечала Леокадия.
– Что все?
– Ну то, что ты подарил мне сегодня на День Рождения. Это называется ДРУЖБОЙ. Правда?
И Леокадия наклонилась над Алоизом, который как раз в эту минуту заснул.
– О, клянусь оглоблей, мне в глаз попал месяц!
И в самом деле в глазу у нее что-то блеснуло и скатилось по морде на мокрую землю. Скорее всего это была талая снежинка, похожая на слезу. Снежные хлопья, тая на лету, падали на Шестиконный сквер, на Алоиза, на Леокадию.
Ведь о других слезах здесь не могло быть и речи.
ЛЕОКАДИЯ И ПАМЯТЬ
Завтра наступило внезапно. Стоило Леокадии открыть один глаз, как уже было завтра. Тогда она открыла второй, чтобы завтра превратилось в сегодня и при свете восходящего солнца увидела Алоиза, крепко спящего на расстеленной газете.
Снег за ночь растаял и от огромных весенних луж бил яркий свет.
В такое утро просто невозможно думать ни о пенсии, ни о прощальных тостах, и Леокадия сказала себе, что и в самом деле все впереди, все только
– Седину надо уважать!
– пробормотал Алоиз и проснулся.
– Ладно!
– согласилась Леокадия.
– Но и завтрак - тоже!
Алоиз порылся в карманах и нашел одну-единственную вербную сережку.
– Ах, бедняжка... Такая одинокая... Оставлю я ее про черный день, - решила Леокадия.
– Тем более, что тут пахнет чем-то рыженьким... и очень вкусным...
Она опустила голову и, обнюхивая землю, медленно перешла улицу.
– Точно, - подтвердила Леокадия.
– Морковка.
И вытащила у тощей Дамочки два пучка морковки из корзинки.
– Пошла прочь, нахальная кобыла!
– возмутилась тощая Дамочка.
– Я - Леокадия!
– представилась Леокадия, глотая остатки пожелтевшей ботвы.
– Все та же, что и вчера. Вы что, газет не читаете?
И подала ей газету, а газету без всяких церемоний выхватила зубами из рук Господина с тросточкой, стоявшего на краю тротуара.
– Это возмутительно!
– воскликнул Господин с тросточкой.
– Как вы себя ведете?
– Вообще-то обычно меня ведет Алоиз, - объяснила Леокадия.
– Но теперь я решила стать САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ.
И после этих слов подбросила корзинку из-под морковки вверх, да так ловко, что она опустилась прямо на голову Господину с тросточкой.
– Постовой!
– крикнул Господин с тросточкой.
– Воры!
– всполошилась тощая Дамочка.
– Все рыжее - очень вкусно, особенно, если это морковка, - сказала Леокадия, поспешно грызя морковь. Ей так хотелось побеседовать с Постовым. Но не вести же беседу с набитым ртом.
А Постовой вовсе не рвался объясняться с Леокадией, он почему-то предпочел расспросить обо всем Господина с тросточкой.
– Хулиганит и попрошайничает!
– возмущался Господин с тросточкой, стаскивая с головы корзинку.
– Такая молодая кобыла, (господин Постовой! Вы только гляньте ей в зубы!), а клянчит морковь у беззащитных прохожих! Да еще читает чужие газеты.
– Я их не читаю, - вмешалась в разговор Леокадия.
– Никогда и нигде! У меня нет очков.
– Чья это лошадь?
– спросил Постовой.
– Я - Алоиз Подтяжка, - сказал Алоиз, подходя к Постовому. Родился я...
– Не в этом дело, - прервала их разговор Леокадия.
– Это мой АЛОИЗ, а я его ЛЕОКАДИЯ. Вы что, не понимаете?
Постовой вытащил блокнот.
– Не работаете? Побираетесь?
– Это что, интервью? Не желаю больше давать никаких интервью!
– Не люблю, когда на меня кричат!
– заметил Постовой.
– В особенности, если это делает ЛОШАДЬ. Попрошайничала? Клянчила морковь?
– Ничего подобного!
– воскликнула Леокадия.
– Я просто позволила себя угостить, потому что я -ЛЕОКАДИЯ.