Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем

Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Ну, ты мать, ты и занимайся! А мне сейчас не до того, мне бы придумать, как нашу девку домой воротить! – Молигнева развела руками.

Расстроенный вид Хвалиса даже сам его отец относил за счет любви к Немигиной дочери и тем более обрадовался его желанию идти в поход – заняться настоящим мужским делом, которое, конечно, быстро выветрит из сердца глупую напрасную любовь.

Собирая любимого сына, князь Вершина воодушевился и обрадовался так, будто сам шел в первый поход. Из кладовок добыли хороший шлем восточной работы – взятый у того самого купца, у которого Вершина раздобыл себе жену Замилу. К шлему нашлась кольчуга, и Хвалис, облачившись в полный доспех, выглядел истинным воином и мог утешаться мыслью, что у самого Лютомера ничего подобного нет. Правда, в кольчуге и восточном шлеме вид у него стал совсем не славянский, но даже Замила, любуясь им, стала верить, что этот поход принесет ее сыну несомненную пользу.

Откликнувшись

на княжеский призыв, Ратиславичи и жители ближних сел довольно охотно собирались в дружину Хвалислава. У простых людей никаких кольчуг и шлемов, разумеется, не имелось – уж слишком дорог настоящий доспех для того, чтобы заводить его тем, кому, быть может, и повоевать придется всего один раз в жизни. В каждом роду обычно хранилось по две-три стеганки или старый набивняк, [10] в котором еще дед Коврига ходил со старым князем Братомиром на дешнян… нет, на северов… Ну, тогда, когда еще дядька Рознег без руки остался. Неоднократно подлатанные, перешитые, непонятных размеров, эти доспехи натягивали на протяжении многих лет по разным надобностям разные люди, но это ничуть не вредило ратному духу нынешних охотников.

10

Все это – простые, относительно дешевые и легкие в изготовлении «народные» доспехи, доступные каждому. Названия и практика использования данных предметов взяты из обихода современных исторических реконструкторов. Существование этих вещей для IX века однозначно доказать нельзя, но что-то подобное должно было использоваться, поскольку кольчуги были чрезвычайно дороги и доступны только самым богатым и знатным людям.

– Ничего, это еще повезло тебе! – рассказывал какой-нибудь седой дед молодому кудрявому внуку, который вытащил с полатей это «чудо» и теперь с трудом разгибал, прижав коленом, задубевшую кожу. – А вот помню, как при князе Братяне с жиздрянами у нас вышла рать, у нас все снарядились, а я молодой был еще, ничего не приготовил, мне ничего не досталось. А дядька Вереда мне и говорит: ты, говорит, надень на себя все рубахи, какие есть сразу, ну, и все какая-никакая защита, а еще, слышь, кожух велел надеть. Ну, я и натянул четыре рубахи свои да кожух, так и пошел. Жарко, неудобно, смешно в кожухе середь лета, сам иду смеюсь. А помогло – вишь, живой вернулся…

Из оружия имелись топоры, которыми угряне владели очень ловко, луки и копья. Щиты, хотя бы по одному на каждого, спешно сколачивали на княжьем дворе – для этого собрали всех мужиков, а руководил ими княжеский кузнец Ветрозим. Щит собрать – большого ума не надо, а умбонов кузнец по приказу предусмотрительного князя заготовил еще раньше, про запас.

Каждого ратника его домашние снабжали съестными припасами. С едой, правда, было плохо – последние остатки прошлогоднего хлеба и крупы уже съели, в закромах оставались где несколько сморщенных репок, где бочонок квашеной капусты. Взяли, что нашлось, недостающее намереваясь добыть из реки и леса.

Не прошло и пяти дней после веча, как войско выступило в поход.

Глава 5

Очутившись в ладье, с зажатым ртом и веревками на руках, Лютава довольно быстро сообразила, к кому попала. Леших от людей она отличала мгновенно, своим не было надобности ее похищать, а чужие в округе имелись только одни – оковцы. Судя по неясному шуму, приглушенному шепоту и плеску весел, здесь собрались они все, оба десятка. И едва ли княжичу Доброславу вздумалось вывести своих людей на ночную рыбалку – скорее всего, они покидают Ратиславль совсем, причем без согласия хозяев. Как это вышло, Лютава знать не могла и надеялась только, что обошлось без кровопролития. Впрочем, тогда за вятичами уже гнались бы и даже до Ярилиной Плеши они не добрались бы так скрытно.

По привычке она первым делом мысленно позвала Лютомера – но не нашла его. Брат не слышал ее и не отзывался. Она догадывалась, что это значит, – дух его ушел в свои собственные странствия по Навному миру, может, сам, может, по чьему-то зову. Как некстати! Именно этой ночью, когда он ей так нужен! Лютава не могла сердиться на самого Лютомера, но темные берега летели и летели назад, ладья уносила ее все дальше от дома, а докричаться до брата она все не могла.

Всю ночь ладьи быстро скользили вниз по течению. Лютава лежала с закрытыми глазами, слушая шум ветра в вершинах деревьев по берегам, крики ночных птиц, плеск воды у бортов. В душе ее жил образ волчицы, в глубинах сознания сдвигались какие-то темные глыбы, дали и времена то вдруг становись прозрачными, то вновь затягивались туманом. Искра сияющих волчьих глаз сопровождала ее неотступно, но она уже не чувствовала горя и сожаления. Волчица добровольно

отдала ей свою жизнь, значит, посчитала достойной, и Лютава, несмотря на всю сложность своего положения и неизвестность впереди, сейчас чувствовала себя счастливой. Она знала, что с ней происходит, и в душе сквозь печаль и тревогу пробивалось ликование, упоение тем морем сил, чувств и знаний, которые теперь раскроются перед ней. Не сразу, конечно. Чтобы овладеть ожившим опытом предков, всмотреться в него, уместить в своей душе, научиться его понимать и им пользоваться, нужно еще много работать. Этой работы хватает на всю жизнь, и никакое посвящение не делает враз человека богоподобным. Но главное свершилось, и Лютава уже готова была благословлять судьбу, пославшую ей это испытание и так щедро за него наградившую. Если бы не Доброслав – она так и пела бы на Ярилиной Плеши песню про белый камешек… А волчица отныне будет жить в ее душе. Она совершила наивысший, наипочетнейший в глазах ее лесного народа подвиг – вернула долг Волка Чуру. [11]

11

Имеется в виду некий миф, рожденный из современных попыток понять древнюю систему мышления: Первопредок людей Чур спас Волка ценой своей жизни, и с тех пор волки охраняют чистых сердцем людей, пытаясь отдать долг. Конкретно об этом можно прочитать в книге Алексея Меняйлова «Смотрите, смотрите внимательно, о волки!». Утверждать подлинность этого мифа я не берусь, но он хорошо укладывается в общее русло представлений.

И первый образ, который всплывал со дна души, был образом богини Марены, ее священной матери и покровительницы. Тьма и Вода – стихии Темной Матери, и Лютава, очутившись внезапно на ночной реке, стремительно несущей ее неведомо куда, чувствовала себя так, будто мчится куда-то в ладонях самой своей покровительницы. Лежа на дне лодки с закрытыми глазами – да и открой она их, ничего, кроме темного ночного неба, ей не удалось бы увидеть, – она повторяла про себя славления Марене, и они давали ей прочную опору в бурлящем море ее новых ощущений:

Мара Марена матушка гневнаКощная мара во нощи сталаМара Чернава всему управаМара молода мертвая водаМара хвороба земельна утробаМара морока ходи от порогаМара Хмуряна костями убранаМара несчастна ходи да не частоМара недоля Велесова воляНеиста гневна Мара Моревна!

Строки заклинаний, сложенных древними дедами и бабками в незапамятные времена, на непривычном языке, который волхвы называли ирийским, [12] сами по себе отрывали дух от всего обыденного, привычного и переносили в Навный мир, вводили в круг волхвов, которые поколение за поколением славили богов, двигаясь вслед за ними из страны в страну и перенося их в своих сердцах.

12

То есть имеющим отношение к Ирию, который можно назвать чем-то вроде языческого рая.

И вот уже через саму ее душу течет черная вода, а над головой разворачивается дорога из сияющих, совсем зимних ясных звезд. Черная вода омывает каждую косточку, пронизывая само тело, как тень, наполняя силой и покоем, унося тревогу, слабость и неуверенность. Уносит прежнюю Лютаву, ту, что была до посвящения. Теперь в душе ее всегда будет жить сестра, Хромая Волчица.

Растворяясь духом в богине, Лютава почти не помнила, где она сейчас, не чувствовала прежнего страха и негодования, не ощущала даже жестких досок, на которых лежала. Из-под пелены обыденного проступили иные образы, вокруг зазвучали совсем иные голоса.

– Ты звала меня, сестра? – шепнул бесплотный голос. Это не была обычная человеческая речь, но ее хотели спросить именно об этом, и Лютава легко понимала голос из Навного мира. Ведь она находилась совсем рядом – берегиня Угрянка, дух и хозяйка родной реки племени угрян.

Помимо наивысшего божественного покровителя у любого служителя богов имеются в Навном мире свои собственные друзья и помощники. С ними человек не связан неразрывно, их можно поискать, выбрать, приручить или, наоборот, отогнать от себя. Если волхв служит божеству, то духи-помощники служат самому волхву. Иной раз для того, чтобы их позвать, достаточно лишь усилия воли. Тем более сейчас, когда один из них, вернее, одна находилась так близко – только руку протянуть.