Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем
Шрифт:
Даже в Варгу Ратиславичи прислали особых гонцов, чтобы пригласить Лютомера, как главу бойников, на вече. Живя в лесу, братья-волки, собственно, не входили в обычный человеческий «мир», но сейчас были нужны ему как полезные союзники. Лютомер явился в сопровождении четырех своих десятников – «отреченных волков». Как положено при выходе «в мир», оружия они с собой не взяли, но их накидки из волчьих шкур мехом наружу и без того производили грозное впечатление.
Вече собралось у Перунова дуба, под покровительством божества ратной доблести, справедливости и правосудия. В Ратиславле существовало предание о том, что сам Ратислав Старый по дороге на восток остановился ночевать поблизости от старого, заброшенного голядского городища,
Под самим дубом расположился на скамье князь Вершина, по бокам – Богомер и его брат Борелют – как старшие мужчины в роду, они и являлись жрецами Перуна. По сторонам встали ближайшие родичи, пришел и Велерог – служитель Велеса, он, однако, являлся единственным сейчас в роду мужчиной-волхвом. Перуну принесли жертву, прося благословить вече и не оставить без помощи, потом начали разговор.
Первым говорил князь Вершина. Почти все присутствующие уже слышали все важнейшие новости, но князь коротко и ясно пересказал основное: о смерти князя Велебора и провозглашении смолянами новой княгини Избраны, о ее отказе поддержать Русский каганат. Потом перечислил пути, лежащие ныне перед племенем угрян: вернуться под руку днепровских кривичей и наверняка оказаться втянутыми в войны, которые поведет княгиня Избрана за сохранение своей власти, или же присоединиться к оковским вятичам, признать над собой власть Святомера оковского и через него – Святослава киевского, а значит, совместно с русами вступить в войну с хазарами. Или же можно попытаться жить независимо, а при удаче и расширить владения за счет южных и западных рек.
Третий путь понравился угрянам больше других: он тоже предполагал ведение войны, но, по крайней мере, за свои выгоды, а не чужие. Но и опасности этот путь таил немалые, на что князю быстро указали.
– А ну как княгиня Избрана на столе усидит и нас придет наказывать за непокорство? – вскочив, спросил боярин Даровой. Его городок, Селибор, стоял в верховьях Угры, в непосредственной близи от кривических земель, а значит, в случае войны со смолянами он пострадал бы первым.
– Смоляне – еще что! – вслед за ним слова затребовал боярин Благота, живший в верховьях реки Рессы, на рубежах с дешнянскими кривичами. – А вдруг так выйдет, что князь Бранемер дешнянский со своим племенем то же самое удумает и воевать нас придет?
– А то еще и оба разом! – в досаде крякнул дед Перелом.
– Этого еще мало! – воскликнул Годила. – Смоляне – раз, дешняне – два! А еще ведь Святко оковский есть! Нехорошо его сын от нас ушел, не по-доброму! Зло он на нас затаил! Того гляди – летом русы хазар и без нас разобьют. А зимой, как реки встанут, пойдут вятичи на нас, за обиду мстить, что не помогли супротив хазар! А у нас тут смоляне да дешняне! Пропадем совсем, сохраните нас чуры!
– Ну, Годила, ты уж перегнул! – в досаде ответил князь Вершина. Ему были хорошо видны подавленные лица угрян, на которых развернутое Годилой будущее произвело уж слишком удручающее впечатление. – Напророчил тридцать три беды! Смолянам и без нас врагов хватит, и вятичи не дураки, чтобы у нас кровь проливать, когда хазары под боком.
– Да и мы ведь времени терять не станем! – добавил боярин Будояр, глава рода Воловичей. – Я бы, по своему уму, послал людей к Бранемеру дешнянскому. С ним воевать мы не будем, а вот ряд с ним установить, чтобы против иных ворогов помогать друг другу, – самое правильное, я так
Народ одобрительно загудел. Князь Бранемер дешнянский, владевший землями в верховьях Десны и по Болве, находился в точно таком же положении, что и сам Вершина, – обязанный платить дань смолянам, он после смерти Велебора остался предоставлен сам себе. И уж конечно, он обрадуется союзнику, который поможет ему сохранить независимость.
– Это верно, но от Святки мы так просто не отделаемся! – крикнул боярин Честослав, брат Любовидовны. – Ведь княжич Доброслав не просто так уехал. Он, как медведь свирепый из стада, двух овечек драгоценных у нас увез! Двух дочерей княжеских старших, от знатных матерей рожденных, – Лютаву, дочь Семилады, и Молиславу, дочь сестры моей!
Вече загудело в негодовании. В основном все уже знали о прискорбном происшествии, но что с этим делать, никто не знал.
– Зачем они ему понадобились, он же вроде женатый? – недоумевал кто-то. – Я его видел, он в шапке был. [9]
9
Покрытая голова и у женщин, и у мужчин означала состояние в браке.
– Женатый-то он женатый, да у него братьев молодых четверо или пятеро, или сколько их там Святко наплодил! – втолковывали ему. – Вот и забрал наших девок.
– Все же нехорошо – уводом! У нас кто поумнее, так не делают, разве что совсем глупый парень!
– Да не в этом дело! Ты сам-то, Ржанко, за ум возьмись! Если наши княжны в их роду замужем, то как же мы им не поможем? Придется воевать, коли они нам родня, деваться некуда! Родне не помочь в таком деле – чуры нас проклянут!
Переждав первый всплеск волнения, князь Вершина снова поднялся, и старейшины принялись унимать друг друга, чтобы его услышать.
– Моих дочерей увезли из дома силой, тайком, обманув наше доверие, – заговорил он. – Я не могу покинуть в беде моих любимых дочерей, рожденных знатными и мудрыми женами, долг перед родом и предками обязывает меня и моих сыновей защитить их честь и благополучие.
– Уж если увезли, то теперь не воротишь! – горестно воскликнул Честослав. – Теперь надо приданое снаряжать, чтоб им там, в вятичах, честь и уважение было. А то будут держать, как холопок, в услужении у старших жен – куда ж это годится!
– Не позволим! – рявкнул Богомер. – Это что же – у нас будут девок воровать, а мы еще приданым приплачивать! Много таких охотников найдется, не напасешься на всех! Приходите, дескать, лиходеи, берите детей наших, жен наших, скотину и что хотите, мы вам рады! Не бывать! – Он гневно взмахнул тяжелым кулаком. – Я князю говорил, Ратиславичам всем говорил и вам, угряне, скажу! Войско надо собирать, девок отбить, а обидчикам голову с плеч снять! Предки завещали: за такое – мстить кровью!
Вече волновалось и шумело. Старинный обычай требовал кровной мести за похищение знатных женщин, бесчестившее весь род, но мысль о войне с оковскими князьями, за спиной которых стоял весь могучий Русский каганат, смущала. Положение казалось безвыходным: если смириться с тем, что две княжеские дочери входят в род Святомера оковского, то придется воевать с хазарами, а если не смириться – то с самими вятичами.
– Эх, не уберег ты дочерей, Братомерович, а тут нам всем такая беда! – крякнул старейшина Званец.
– Так оковцы же с хазарами воюют? – подал голос старейшина рода Залешан, Головня. – А вот когда они на хазар уйдут, тут бы нам и ударить! Чего теряться-то? Они нас обидели, как волки в ночи, а мы что же? Малыми силами, скрытно подойти – девок вернуть, за обиду отомстить, а то и прихватить чего-нибудь… Нам тоже пригодится…
– Да у нас же бойники есть! – вспомнил боярин Будояр и кивнул в сторону Лютомера, стоявшего среди княжеских родичей. – Малыми силами, да скрытно! Самое для них дело!