Ночь греха

Росс Джулия

– Не совсем так. Я лучшего мнения о ваших умственных способностях, мисс Марш. Конечно, у меня были и другие мотивы.

Свет и тени ласкали его лицо, очерчивая потрясающе четкий профиль. Пораженная Энн смотрела на него, начиная постигать: нет, он не хорош собой, но только потому, что красив – сосредоточенной, страстной красотой, которую она представляла себе в тигре или демоне. Красота в твердых полных губах и совершенной фигуре.

– Почему с этим нельзя было подождать до утра? – спросила она.

– Значит, ваш страх уже прошел, – сказал он, оглянувшись на нее.

Так ли это? Да, наверное. Ее ощущение нереальности стало глубже, словно Энн могла в любой момент проснуться и посмеяться над своим странным сном, но она больше не испытывает первоначального, не подвластного разуму ужаса, и он тоже, похоже, несколько расслабился.

Энн указала на стол:

– Когда вы его туда положили?

Не обращая внимания на зонтик, незнакомец продолжал рассматривать модель корабля: мачты, снасти, паруса – все изящно вылито во всех подробностях из бристольского стекла.

– Недавно, у меня были причины обыскать дом. Я сделал это, как только у вас все уснули.

– Вы обыскали дом?! Пока мы спали?! Сколько же времени вы провели у меня в спальне до того, как я проснулась?

– Пожалуй, часа два.

– Два часа?!

– Вы очень мило похрапываете, – заметил он.

– Я не… – Энн задохнулась от возмущения. – Я не храплю. Моя сестра никогда на это не жаловалась. Если бы я храпела, мне сказали бы. Это само собой разумеется!

– Вот так уже лучше, – сказал он. – Вы уже немного порозовели.

И снова жар медленно пополз от шеи к ее лицу, не такой, как прежний румянец смущения, но внезапная вспышка, словно что-то глубоко, в самой ее сердцевине, невольно отозвалось на его взгляд. Словно сила этой спокойной сосредоточенности вызвала на поверхность глубокую и очень личную тревогу.

– Мне бы хотелось просить вас, сэр, – сказала девушка, – чтобы вы больше не глазели на меня подобным образом.

Он перевел взгляд на расписные настенные часы, у которых лопасти ветряной мельницы крутились и крутились на рисованном пейзаже, а с циферблата улыбался желтый диск солнца.

– Понимаю, разумеется, вам неловко. Любой молодой леди было бы неловко.

Да, неловко, но только потому, что по какой-то странной причине этот пристальный взгляд польстил ей, как взгляд влюбленного. Как внимание мужчины, внезапно осознавшего, что именно эта женщина очень привлекательна, привлекательнее, чем всякая другая особа женского пола, которую он встречал или хотел бы встретить.

Все это полная нелепость.

Энн знала, что у нее невыразительная внешность: мышиного цвета волосы, серо-голубые глаза, слишком длинный нос, кончик которого немного загибается, когда она улыбается. На таких, как она, мужчинам легко не обращать внимания. Такие знают, что могут не беспокоиться: легкомысленное тщеславие не про них, но все равно страдают оттого, что на них не обращают внимания, а более хорошеньких девушек замечают в первую очередь.

И все же один-единственный взгляд сбил с толку и растревожил ее больше, чем все иные события этой ночи. Она посмотрела на него.

– Там, наверху, вы сказали, что теперь я в безопасности. Почему вы так уверены? Что, если бы мы вас разоружили, а тот, другой человек вернулся?

– Вы в полной безопасности, пока я здесь, вооружен я или нет.

– Хотите, чтобы я поверила, будто вы могли предотвратить его нападение на меня?

– Поверьте, хотя ваша отважная атака с кочергой в руках помешала мне это сделать, – с тайной усмешкой заметил он.

– Я не знала, что в комнате есть еще кто-то, – сказала Энн. – Иначе я напала бы и на вас тоже.

– Попробуйте сделать глубокий вдох и успокоиться – я вам не опасен, – сказал он, все еще чуть заметно улыбаясь.

– Нет, сэр, – спокойно ответила она. – В это я не могу поверить.

На радость Энн, в комнату вошла тетя Сейли. Она задержалась, чтобы хоть как-то одеться. Чулки на пожилой женщине были разные. Она волновалась, но при этом разрумянилась, словно – несмотря на съехавший набок чепец, разные чулки и седеющие волосы – была девушкой, которая кокетничает впервые в жизни.

– Бедная моя, дорогая овечка! – воскликнула тетя Сейли. – Это надо же, чтобы в моем доме произошло такое! Но теперь окно на крепком засове, и мы с Эдит придвинули к нему комод.

Эдит стояла в дверях, тоже уже одетая. Казалось, служанка разрывается между волнением и готовностью услужить. Если бы этот человек не вел себя так осторожно, она со своими мушкетом могла бы наделать бед. Но теперь все позади и она готова была подчиняться его приказам.

Он поклонился тете Сейли, после чего, сложив руки за спиной, застыл в спокойной позе, точно тигр, устроившийся в засаде у водопоя.

Тетя Сейли присела в реверансе, склонив голову.

– Сэр, я уверена, что всему этому существует какое-то объяснение. Иначе все выглядит слишком странно. Господи, да у меня в доме и красть-то нечего, я уверена. И если бы вы были вором… Ну это же полная бессмыслица!

– Сначала чай, а потом объяснения. – Он улыбнулся Эдит. – И может быть, завтрак? Утро не за горами.

Эдит сделала реверанс и исчезла в кухне. Тетя Сейли села рядом с Энн, положила ее руку себе на колени и погладила. Общеизвестно, что это успокаивает.

– Судя по всему, я вторгся в дом морского капитана, – сказал незнакомец. – Это ваш муж, миссис Сейли? Эта стеклянная модель – один из его кораблей?

– Это «Геннет», сэр, он весь сделан из бристольского стекла.

– Прекрасный корабль. Капитан Сейли не был диссентером, как ваш брат?

– Нет, сэр. Когда мы поженились, я сама обратилась к государственной церкви. Мой брат ничего не имел против.

– Я не сомневаюсь, что ваш муж был хорошим капитаном.

Тетя Сейли расцвела, точно роза, и пустилась пересказывать последние приключения своего покойного мужа.