Ночь кровавых видеофильмов
Шрифт:
— Дава-ва… — выдохнула Кулхульда, сжав Сергея внутри жаркой пульсирующей плотью. — Да-а-а…
И зарычала, когда так похожая на агонию судорога скрутила ее, заполнила без остатка, а потом медленно-медленно отпустила. Вытекла, словно вино из развязанного меха, оставив, опавшую, обессилевшую, мокрую… И свободную от всех мыслей и эмоций.
Сергей поднялся, поцеловал распухшие губки, накрыл юную жену льняной простынкой, а сверху шерстяным одеялом, подхватил вторую простыню и, голый, вышел на свежий воздух через маленькую дверь на
К сожалению, а вернее — к счастью, молодой организм было не так просто успокоить.
Желтоватая пятнистая луна висела над краем леса. Теплый вкусный воздух пах дымом и скошенным сеном. Город спал, даже собаки не тявкали. Мир, покой, безмолвие…
— Вижу, вождь, маловато тебе одной жены.
Сергей едва не подпрыгнул от неожиданности. Развернулся резко.
На скамье у стены, в тени, сидела Искора.
— С чего ты взяла? — буркнул Сергей, расстроенный, что миг единения со вселенной порушен.
— А то я не видела, как ты от нее выскочил… С копьем наперевес.
Насмешка… Нет. В голосе ни малейшей иронии.
— Ну, допустим, — согласился Сергей, заворачиваясь во влажную простыню. — И что дальше?
— Дальше? — Искора поднялась, вышла из тени.
Что это на ней? Исподняя рубашка?
Два шага, и она рядом. Волосы…
Что за запах? Сергей напряг память… Нет, не получается. Но точно нездешнее. Он тронул их рукой… Электрическая искра уколола палец. Точно Искора!
Сергей засмеялся, обнял ее, притянул. Простыня упала на землю.
— Давно хотел это сделать… — прошептал он в девичье ушко, спрятавшееся под дивно пахнущими волосами.
— А и сделал бы…
Пальчики пробежались по его животу. Легко, легко… Сергея озноб продрал. Как по голым нервам прошлась.
— Искора, не надо… Не здесь… — шепнул он.
— Укради меня… Княжич…
И потянула за руку.
Сергей наклонился, подхватил простынку…
Он уже сообразил, куда его увлекают.
В конюшне было теплее, чем во дворе, и пахло… Конюшней.
Мар, учуяв хозяина, негромко заржал.
Нет, братишка, не к тебе. В соседнем, пустом, стойле — по пояс свежескошенного сена.
Простынка накрыла сено за мгновение до того, как Искора увлекла Сергея на травяную перину. Легла рядом, задрала шелковую рубаху, ухватила его левую руку, сунула между бедер, сжала:
— Чувствуешь, как я тебя хочу? Нет, не вырывайся, лежи, княжич! Терпи!
Десять ловких пальчиков заплясали по телу: шее, груди, животу, чреслам…
Ни разу не коснулись сокровенного, но Сергея буквально трясло от возбуждения.
— Терпи…
И он сдерживался. Потому что чувствовал кончиками пальцев сочащуюся влагу. Не он один терпел…
Бедра разжались, Искора отбросила его руку:
— Нет, лежи! Я сама!
И через секунду оказалась наверху. Перехватила руки Сергея раньше, чем они накрыли острые груди. Сергей лишь на миг ощутил огрубевшей кожей ладоней ее соски, и вот его руки уже прижаты к простыне, холодный твердый сосок трогает его губы, а бедра Искоры скользят по его бедрам… То совсем медленно, то чуть быстрее, вверх-вниз, еще вниз, глубже…
Искора замерла, шепнула:
— Нет, не шевелись…
Сергей замер. На грани. На волосок от взрыва. Чувствуя, как жажда накрывает его и сходится там, внутри вздрагивающего лона…
А когда терпеть становится невозможно, Сергей втягивает ртом живущий собственной трепетной жизнью сосок, прижимает его языком к нёбу и прорывает плотину. Бедра Искоры приходят в движение: быстрые резкие рывки. Она словно пловец, поймавший гребень волны и несущийся на нем.
Лоно ее сжимается — аркан на шее пойманного жеребца…
Черный жеребец в соседнем стойле ржет и лупит копытами по стенке. Он чует и чувствует хозяина…
… И ничего не заканчивается, только начинается.
— Ты сама Лада… — шепчет Сергей, впитывая музыку, которую играют на его коже пальцы и губы Искоры.
— Ага, я Лада… И Фрейя… — Хриплый от недавнего крика голос проникает в Сергея. Голос — тоже ласка. Возбуждающая.
Сергей подхватывает ее под коленки, опрокидывает навзничь. Искора вскрикивает от неожиданности, и от этого вскрика, от нечаянного сопротивления пойманных в плен сильных девичьих ног у Сергея едва не падает планка. Плоть входит в плоть, как меч новичка. Резко и до упора.
Искора снова вскрикивает. Чуткое ухо Сергея ловит неправильность. Ей больно.
И контроль возвращается. И вместе с ним — дивное чувство единения.
Снова грохот. Успокоившийся было Мар вновь приходит в неистовство. Вместе с ними.
Но теперь уже не Искора, а Сергей ведет, держит на острие с уверенной властной силой, так же, как сжимает ее тонкие щиколотки, жестко, до боли…
— Не знала, что ты тоже так можешь…
Искора рядом. Сытая, полностью расслабленная кошка. Естество Сергея в ее руке, но в этом нет ни страсти, ни желания. Естественный, не контролируемый сознанием жест.
— Тоже — это как? — лениво интересуется Сергей.
Темнота наполнена запахом Искоры и его собственным. Они перебивают запахи конюшни и даже запах травы, на которой они лежат.
Сергею хочется пить. И, наверное, сполоснуться. Но так… Не особо.
А думать не хочется совсем.
— Чувствуешь… — говорит Искора.
Голос слабый, ленивый… Он — отдельно от девушки. Паучок, бегущий по поверхности воды, которой стало ее тело. То, что было недавно, это как рождение, жизнь, смерть, и снова рождение… И она, Искора, — младенец, впервые увидевший этот мир. Слабый, беспомощный, но ничего не боящийся. И совершенно счастливый.