Ночь молодого месяца

Дмитрук Андрей Всеволодович

Вдруг несколько степных лошаденок разом споткнулись, испуганно заржали и пошли боком, толкая друг друга. Это навалилась толпа степняков, до сих пор не участвовавших в бою; такова была скученность дерущихся вокруг отчаянной девчонки...

Ее окружили с дружным визгом, заслонили лесом копий, коренастыми спинами, лохматыми шапками. Споткнулся и почти по-человечески вскрикнул белый конь...

Ах время, капризное время! Зачем внедрило ты в простую и смелую душу влюбленного воина чуждые, изнеженные, эгоистические чувства далекого потомка? Уже могучий гнедой скакун, как разгневанный бог - покровитель городища, вломился в кольцо нападавших.

Уже обернулись орущие потные лица под малахаями, и топор кузнеца жутко хряснул по чьей-то переносице. Уже летели навстречу сквозь развевавшуюся гриву восторженно распахнутые карие очи. Какая благодарность была в них, какое обещание! Она улыбалась ему, она тоненько кричала - уже без щита, с кровоточащей раной под левым ухом.

...О, как тошнотворен этот запах немытой плоти, гнилых зубов. Эта отрыжка сбродившего кумыса!.. Вспорот кафтан, саднит содранная кожа на боку. Ражий детина с головой котлом, без шеи, со слепыми щелочками глаз на вздутом лице - оживший каменный идол степи - ловким ударом сорвал навершие щита. Гнедой еще вертелся на месте, покорный опытной руке кузнеца, старавшегося уберечь спину. Но, должно быть, сама природа, располагая в одном мозгу _двумя_ сознаниями, вывела наружу то из них, которое стремилось к сохранению тела...

Дальше, дальше от беспощадной разящей стали! Он ощущал себя голым, беззащитным, как улитка, выдранная из домика. Кожа, мышцы, кости - все казалось таким хрупким! Он впервые заметил, как страшно онемели руки, особенно правая, с топором, какая горячая боль в раненом боку и крестце, отбитом скачкой. Спутались точные боевые движения; куда-то в сумятицу мехов, сапог, сабель полетел брошенный красный щит. Не помня ни о чем, кроме собственного спасения, неистово молотя гнедого каблуками и топорищем, рванулся Сергей Ивченко - собственной персоной, без всяких там двойников!
– и прочь от сутолоки боя, домой, домой...

Светлая вода рассвета насыщала синюю губку неба, летучие мыши метались, чуть не срывая начиненные пухом головки спелого чертополоха. А Серж все сидел, держа руку спящей калачиком Ирины, и пытался сообразить, что это за белое здание с куполом высится над лесом в стороне Города. Обсерватория, что ли?

Простор становился по-утреннему необъятным, четче выделялись дороги и контуры полей. Лунный серпик уже не освещал небо, а как-то декоративно приткнулся над сияющей чертой востока. Холод пронизывал до внутренностей. Дрожа и лязгая зубами, Серж заставил себя встать и отправился искать сушняк для костра. Высохшего коровяка и конского щавеля хватало, но разжечь их помешала бы роса.

На подъеме седловины Серж подобрал бумажный кулек и тут же с досадой бросил, поскольку бумага тоже оказалась вымокшей.

Вернувшись с охапкой сухих стеблей и решив использовать для растопки пакеты из-под еды, он вспомнил: кулек был Ирин, в нем принесли из дому сахарное печенье. Кулек лежал вдалеке от ночлега, значит... Пустой кулек значит, печенье...

Отшвырнув хворост, он бросился обратно к измятой бумажонке, получившей теперь такое пугающее значение. Трава и клевер вокруг были вмяты в землю конскими копытами.

Он умолк окончательно и стал смотреть на меня с такой мольбой, с таким ожиданием, что я смешался и тут же выдумал некое достаточно связное объяснение. Дескать, и у меня бывают роскошные сюжетные сны, я даже некоторые записал, а может, это и не сон вовсе, а какая-нибудь "наследственная информация", пробужденная подходящей обстановкой, - есть такие гипотезы...

Белую

лошадь, пущенную пастись в ночное, Серж, конечно, кормил, а все последующие события - "сам понимаешь"...

Он не ждал другого ответа. Поблагодарил, пожал мне руку, и мы пошли есть мороженое, причем Серж по моей просьбе вспоминал все новые предметные подробности, но делал это уже почти спокойно. Кажется, я убедил его больше, чем себя. Во мне что-то ныло, будто я намеренно соврал...

Что я еще могу сказать?

К сну на городище мы с Сержем возвращались неоднократно. В конце концов он посвятил и Иру.

Выслушав, она сказала именно то, чего мы от нее и ожидали: "Ах, серый ты, серый волчище, чего же ты меня не разбудил, когда кормил этого красавца? Может быть, мы бы с тобой вдвоем туда попали!" По поводу молоденькой "царицы", игравшей такую роль в видениях мужа, Ира заметила с нарочитой небрежностью: "С детства на коне - значит, ноги у нее были колесом!" Но после всех этих кокетливых пустячков был пущен в ход отточенный интеллект Ирины. Она сказала, что, мол, давно задумывается о слоистой, в общем динамичной и сложной структуре времени. Что анизотропность времени для нее под сомнением; но в классическую уэллсовскую машину она не верит и во все идущие от нее парадоксы вроде убийства собственного прапрапрадеда тоже. Вероятно, существует некий перенос информации, когда субстрат, находящийся в прошлом, кодируется сведениями из будущего. Короче говоря, наш современник может попасть в прошлое, только временно поселив свое сознание в теле одного из предков, а затем "перезаписав" его обратно с новым грузом памяти...

Позже я сообразил, что все рассуждения Иры - только дань ее любви к порядку и завершенности. Пусть ее с Сержем гнездо обширно, пусть оно вмещает и прошлое и будущее, но гнездо должно быть защищено со всех сторон. Никаких тревожных нерешенных вопросов. Ясность.

Мне гипотеза Ирины кажется, в общем, правильной, однако очень неполной, отражающей одну какую-то грань истины... Ведь мы сами, вещество, из которого мы состоим, - это ведь в конечном итоге и есть упорядоченное пространство-время... И потому нельзя путешествовать во времени, как уэллсовский герой, а можно только существовать либо в одних координатах, либо в других душой и телом...

Наверное, чтобы разобраться в истории на городище, мало нашей формальной логики. Это задачка из учебника XXIII столетия.

А самого Сержа все эти премудрости мало волновали. Он вспоминал радость в глазах, сверкнувшую навстречу спасителю. Он терзался своей никчемностью и жаждал...

Жаждал исправить промах.

Создать иную ситуацию, иной узор ткани времени.

И он пропал бесследно в погожий сентябрьский день, выехав утром из дому. На нем была гимнастерка и полевая сумка через плечо. И наверное, сахар в сумке. Ира подняла на ноги весь город, уголовный розыск сбился с ног - тщетно!..

А наш институт - не без моих усердных хлопот в верхах - наконец-то провел вскрытие злополучного городища почти по всей его площади.

Мы нашли остатки деревянных истуканов со следами оранжевой охры. Мы нашли захоронение у края детинца: скелет молодой, небольшого роста женщины, чернолощеный кувшин и черпак в изголовье, длинный узкий меч, несколько витых браслетов и бронзовые бусы с сердоликовой подвеской. У женщины рассечено темя.

В нескольких шагах к востоку была вскрыта могила рослого мужчины с панцирными чешуями на ребрах. Рядом лежал военный топор...