Ночь – мой дом
Шрифт:
Иногда по утрам тот, кто первым спускался в казино, приносил другому кофе. В это утро кофе принесла ему она, и они сидели у окна в его комнате, глядя на Сколли-Сквер с ее полосатыми навесами и высокими афишными досками, а первые грузовики молочников уже тащились по Тремонт-роу. Пенни рассказала, что вчера вечером гадалка заверила ее: она либо умрет молодой, либо в Канзасе сделается пятидесятницей — из той ветви, что поклоняются Троице. А когда Джо спросил, не беспокоит ли ее скорая смерть, она ответила — ну да, конечно, только еще больше беспокоит ее скорый переезд в Канзас.
Она ушла, и он слышал, как она говорит с кем-то
— Мистер Хики, сэр…
— С добрым утром, Джо. — Он отпил кофе из старомодной чашки, на которую падал утренний свет, отраженный оконными стеклами. — Насчет того банка в Питсфилде.
— Да?
— Парень, с которым ты хочешь повидаться, приезжает в четверг. В заведении на Апхем-корнер его можно будет застать почти каждый вечер. Свою фетровую шляпу он будет класть на стойку справа от рюмки. Он даст тебе план здания и план отхода.
— Спасибо, мистер Хики.
Хики в ответ коснулся пальцем чашки:
— И вот еще что. Помнишь того игорного деятеля, о котором мы говорили месяц назад?
— Карл, — отозвался Джо. — Да, помню.
— Он снова взялся за свое.
Карл Лаубнер, работавший у них банкометом за одним из столов, где играли в очко, некогда подвизался в заведении, где практиковались грязные игры, и им никак не удавалось убедить его начать вести чистую игру здесь, где не все игроки — стопроцентные белые англосаксы. Так что если за стол усаживался итальянец или грек, весь вечер у Карла в руках каким-то волшебным образом появлялись неизвестно откуда взявшиеся десятки и тузы — по крайней мере, пока более смуглые господа не выйдут из-за стола.
— Выставь его, — распорядился Хики. — Как только он появится. Больше он у нас не служит.
— Хорошо, сэр.
— Мы тут этой пакостью не промышляем. Согласен?
— Конечно, мистер Хики. Конечно.
— И почини двенадцатый автомат, ладно? Он что-то разболтался. Может, у нас и честное заведение, но все-таки не благотворительное, черт побери. Верно я говорю, Джо?
Джо сделал пометку в блокноте:
— Совершенно верно, сэр.
Тим Хики заправлял одним из немногочисленных чистых казино в Бостоне, которое приобрело чрезвычайную популярность в городе преимущественно благодаря игре высокого класса. Тим объяснил Джо, что грязная игра позволяет урвать жирный кусок один — ну, может быть, пару-тройку раз, а потом люди умнеют и перестают к тебе приходить. А Тим не хотел обдирать кого-то всего пару раз, ему хотелось доить этих игроков до конца их жизни. Пускай они все время играют, пускай они все время пьют, говорил он Джо, и тогда они сами отдадут тебе всю свою капусту и еще скажут спасибо, что ты избавил их от лишней тяжести.
— Люди, которых мы обслуживаем, — говаривал Тим, — они в ночи — всего лишь гости. Но мы-то в ней живем, ночь — наш дом. Они берут напрокат то, что нам принадлежит. А значит, когда они приходят поразвлечься в нашей песочнице, мы получаем доход с каждой песчинки.
Тим Хики был одним из хитрейших людей, каких знал Джо. В первые месяцы сухого закона, когда уличные банды раскололись по национальному признаку (итальянцы
Тим, едва вернувшись из поездки в Тампу, обсудил с Джо нелепую историю с этим мебельным складом в Южном Бостоне. Он похвалил Джо, у которого хватило ума не вламываться в тамошнюю бухгалтерию («Тогда бы сразу началась война, а так ее пока удалось избежать», — пояснил Тим), и заявил, что, когда он доищется, почему им дали такую скверную наводку, кто-то явно будет болтаться на виселице высотой со здание таможни вместе со шпилем.
Джо хотелось ему верить, потому что иначе пришлось бы поверить, что Тим отправил их на этот склад, ибо хотел начать войну с Альбертом Уайтом. Да, ради того, чтобы укрепиться на рынке рома, Тим был вполне способен пожертвовать теми, кого наставлял еще мальчишками. На самом-то деле Тим вообще был способен на все. Абсолютно на все. Иначе не удержишься в верхних рядах ловчил: надо дать понять всем, что у тебя давно отсутствует совесть.
Тим добавил в кофе каплю рома из своей фляжки и сделал глоток. Он предложил фляжку Джо, но тот покачал головой. Тим убрал фляжку в карман.
— Где ты был? — спросил он.
— Здесь.
Хики смерил его взглядом:
— Тебя не было по вечерам и на этой неделе, и на прошлой. Завел себе девчонку?
Джо хотел соврать, но счел, что в этом нет смысла.
— Ну да, завел.
— И как, славная?
— Очень такая живая. Она… — Джо не мог подобрать точного слова, — она особенная.
Хики отошел от дверного косяка.
— Нашел чем будоражить кровь, а? — Он изобразил иголку, вонзающуюся в руку. — Вижу-вижу. — Подойдя, он положил ладонь на шею Джо. — С порядочными-то ты почти и не водился. При нашем деле это немудрено. Она готовит?
— Ну да. — Хотя на самом деле Джо понятия не имел, готовит она или нет.
— Это важно. Не важно, хорошо ли она умеет стряпать, главное, что она вообще хочет это делать. — Хики отпустил его шею и прошагал обратно к двери. — Поговори с этим парнем насчет Питсфилда.
— Обязательно, сэр.
— Вот и молодец. — И Тим направился вниз, в кабинет, который он устроил себе позади кассы казино.
Карл Лаубнер отработал еще две ночи, прежде чем Джо вспомнил, что его надо уволить. За последнее время Джо забыл о нескольких вещах, в том числе о двух деловых свиданиях с Хайми Драго, на которых следовало сбыть хабар после дела в меховом ателье Каршмана. Правда, он все-таки вспомнил о том, что надо подтянуть шестеренки игрового автомата, но к тому времени, когда Лаубнер заступил на свою ночную смену, Джо снова удрал к Эмме Гулд.