Ночь на Днепре
Шрифт:
— А сейчас как с глазами? Видят?
— Сейчас да… Вот — работать можно. И стрелять тоже я уж приспособился. — Круглов осторожно ощупал кончиками пальцев кровоподтеки под глазами. — Вполне смогу, товарищ гвардии лейтенант. Сведу с ними счеты.
— Исакова тебе подошлю. Он теперь за медика у нас. Лицо нужно обработать.
— После, товарищ командир. У меня времени нет. Вот докончу окоп, тогда Федора Исакова сам покличу.
«Молодчина! Этого не свалишь», — с уважением к старшему сержанту и гордостью за него подумал Белов. Но все же тут же
Обойдя траншею и отдав нужные распоряжения, Белов заглянул к раненому парторгу. Тяжело было видеть беспомощного друга. Не раз уже ругал себя Белов за то, что не остановил Сергея, когда тот бросал ту злосчастную гранату.
Князев был укрыт с головой плащ-палаткой, угол ее отвернули, чтобы воздух доходил до раненого.
Белов постоял над Сергеем в безмолвии, не решаясь приподнять брезент, — лежал парторг под ним до того неподвижно, что лейтенанту страшно стало: а вдруг умер! Неуверенным движением, принуждая себя, он отвернул покрывало. Белая повязка на голове парторга была еще свежей, не запыленной, и, видимо, от этой белизны мертвенно-бледное лицо друга показалось Белову совсем безжизненным. Он взял его руку. Отыскав пульс, вздохнул с облегчением.
«Ах, Сергей Викторович. Дорогой мой. Неужели конец нашей дружбе? Нет, нет, неправда. Выкарабкаешься», — мысленно убеждал себя командир роты. Только в этот момент он по-настоящему понял Веру Казакову и порадовался тому, что она уже в пути.
Белов присел на патронный ящик и долго смотрел в строгое, спокойное лицо друга. Заживший шрам и глубокие, еще не засохшие царапины странно преображали Князева, но не лишали его прежней мужественной красоты.
Собираясь уходить, Белов приподнял за плечи парторга, желая удобнее положить его голову на сумку с противогазом, и в этот момент Князев зашевелился, плотно сомкнутые веки его раскрылись.
Некоторое время он так смотрел на командира роты, что Белов не мог определить — в сознании ли парторг.
— Что удивляешься? — негромко, но довольно внятно проговорил Князев. И было странно слышать его чистый, хоть и слабый голос. — Ничего не пойму… В голове шум… Давит ее, словно в тиски кто зажал…
Парторг попробовал приподняться, но лицо его так болезненно исказилось, что руки Белова сами потянулись к нему, удерживая друга от лишних движений. Сергей закрыл глаза, но тут же снова раскрыл их. По его лицу Белов понял, что парторг старается что-то вспомнить.
— Постой, постой… Где же это мы находимся? Черт побери, все выпало. Владимир Викторович…
— Узнал! Вот здорово! Хорошенькое дельце. Если хочешь, это победа, дружище! — обрадованно восклицал Белов, в нетерпении то вставая, то опять опускаясь на ящик. — Положение наше не изменилось, все в той же траншее…
— В траншее? Вспоминаю. — Князев поднял правую руку, пошевелил пальцами, будто проверяя, подчиняются ли они, и провел по повязке на голове. — Значит, меня стукнуло…
— Да, Сергей. Погорячился ты…
— Долго я лежу?
Белов
— Два, может быть, три часа…
Как бывало уже не раз, совершенно неожиданно грохнул залп близкой минометной батареи, послышался нарастающий шелест мин, и траншею потрясли частые, сливающиеся один с другим разрывы.
Белов нагнулся, загораживая своим телом голову Князева.
— Начали свою музыку! — в сердцах проговорил он. Пододвинул раненого товарища плотнее к стене траншеи, натянул на лицо плащ-палатку.
— Накрыл тебя, Сергей. А то глаза пылью запорошит. Я побежал. Теперь скоро атаки жди. Подготовиться надо.
На горе загремел второй залп, и лейтенант едва успел укрыться в окопе Исакова.
— Сабантуй вновь зарядили, товарищ гвардии лейтенант.
— Раненых смотрел? — строго спросил Белов.
— Так точно. Все живы. Старший лейтенант никак в себя не придет.
— Пришел уже. Смотри в оба…
И, выбегая из окопа, закричал на ходу:
— Командиры взводов — ко мне!
Команда его потонула в новом грохоте разрывов.
«Чёрт бы вас…» — выругался лейтенант, снова укрываясь в окопе и с нетерпением ожидая, когда пролетят осколки.
Промежутки между залпами были настолько короткими, что он едва успевал выглядывать из траншеи. Впереди все плотнее, чернее и выше подымалась смрадная пыльно-дымовая завеса.
— Старшина Сотников явился по вашему вызову, — услышал Белов у себя за спиной.
Продолжая наблюдать, он махнул рукой, прося подождать. Огонь как будто переносили влево.
— Сержант Крутиков явился…
— А почему Крутиков? — повернулся командир роты. Старшина и массивный сержант стояли перед ним навытяжку.
— Старший сержант Круглов… приказал долго жить… Прямым попаданием…
— Так… — мрачно оборвал Белов. — Думаю, атаковать они справа будут. Исакова, Ложкина и Одинцова — на правый фланг. Смотреть в оба. По местам!
Противник сделал еще три — четыре огневых налета по правому флангу траншеи, что окончательно убедило командира роты в намерении врага. Он передвинул на угрожаемый участок старшину Сотникова, а сам перебрался в его окоп. Отсюда и увидел он ползущую вражескую цепь…
— Товарищ лейтенант, лезут! — прерывающимся от волнения голосом прокричал рядом Исаков.
— Вижу! Пусть лезут! — оборвал лейтенант, даже довольный тем, что начинается атака и затихнет этот изнуряющий огонь минометов. — Без команды не стрелять! Двух бойцов ко мне!
Прозвучал последний залп, и цепь фашистов дружно бросилась в атаку с явным намерением зайти в тыл гвардейцам. Бойцы застыли у автоматов. Их было очень мало в длинной, исполосованной разрывами траншее.
Белов издали заметил в цепи фашистского офицера. Невысокий, хорошо тренированный, он бежал не сгибаясь и что-то кричал. Когда цепь приблизилась метров на сорок, офицер выхватил гранату. Белов хорошо видел, как он рванул предохранитель, изготовился к броску, и — лейтенант нажал на спусковой крючок автомата: