Ночь на марсе
Шрифт:
Потом Гэмфри сказал: «Ошибка. Прошу прощения», и все сразу зашевелились. Опанасенко крикнул на ухо Моргану:
— Гэмфри, они идут на биостанцию к Ирине Викторовне! Надо проводить!
— Гуд. Я иду, — сказал Морган.
— Мы идем вместе! — крикнул Опанасенко.
— Гуд. Идем вместе.
Врачи все еще держали в руках пистолеты. Морган повернулся к ним, всмотрелся и воскликнул:
— О, это не нужно! Это спрятать.
— Да-да, пожалуйста, — сказал Опанасенко. — И не вздумайте стрелять. И наденьте очки.
Следопыты были уже в инфракрасных очках. Мандель стыдливо сунул пистолет в глубокий карман дохи и перехватил саквояж в правую руку. Новаго помедлил немного, затем снова отпустил пистолет за отворот левого унта.
— Пошли, — сказал
Теперь впереди и правее Манделя шел с карабином под мышкой Опанасенко. Позади и правее Новаго вышагивал Морган. Карабин на длинном ремне висел у него на шее. Опанасенко шел очень быстро, круто забирая на запад.
В инфракрасные очки дюны казались черно-белыми, а небо — серым и пустым. Пустыня быстро остывала, и рисунок становился все менее контрастным, словно заволакивался туманной дымкой.
— А почему вас так обрадовала наша каверна, Федор Александрович? — спросил Мандель. — Вода?
— Ну как же, — сказал Опанасенко, не оборачиваясь. — Во-первых, вода, а во-вторых — в одной каверне мы нашли облицованные плиты.
— Ах, да, — сказал Мандель. — Конечно.
— В нашей каверне вы найдете целый краулер, — мрачно проворчал Новаго.
Опанасенко вдруг резко свернул, огибая ровную песчаную площадку. На краю площадки стоял шест с поникшим флажком.
— Зыбучка, — проговорил позади Морган. — Очень опасно.
Зыбучие пески были настоящим проклятием. Месяц назад был организован специальный отряд разведчиков — добровольцев, который должен был отыскать и отметить все зыбучие участки в окрестностях базы.
— Но ведь Хасэгава, кажется, доказал, — сказал Мандель, — что вид этих плит может объясняться и естественными причинами.
— Да, — сказал Опанасенко. — В том то и дело.
— А вы нашли что-нибудь за последнее время? — спросил Новаго.
— Нет. Нефть нашли на востоке, окаменелости нашли очень интересные. А по нашей линии — ничего.
Некоторое время они шли молча. Затем Мандель сказал глубокомысленно:
— Пожалуй, ничего странного в этом нет. На земле археологи имеют дело с остатками культуры, которым самое большее сотня тысяч лет. А здесь — десятки миллионов. Напротив, было бы странно…
— Да мы и не очень жалуемся, — сказал Опанасенко. — Мы сразу получили такой жирный кусок — два искусственных спутника. Нам даже копать ничего не пришлось. И потом, — добавил он, помолчав, — искать не менее интересно, чем находить.
— Тем более, — сказал Мандель, — что освоенная вами площадь пока так мала…
Он споткнулся и чуть не упал. Морган проговорил вполголоса:
— Петр Алексеевич, Лазарь Григорьевич, я подозреваю, что вы все время беседуете. Это сейчас нельзя. Федор меня подтвердит.
— Гэмфри прав, — виновато сказал Опанасенко. — Давайте лучше молчать.
Они миновали гряду барханов и спустились в долину, где слабо мерцали под звездами солончаки.
«Опять, — подумал Новаго. — Опять эти кактусы». Ему никогда еще не приходилось видеть кактусы ночью. Кактусы испускали ровный яркий инфрасвет. По всей долине были разбросаны светлые пятна. «Очень красиво! — подумал Новаго. — Может быть, ночью они взбрыкивают. Это было бы приятной неожиданностью. И без того нервы натянуты: Опанасенко сказал, что она где-то здесь…» Новаго попытался представить себе, каково было бы им сейчас без этого заслона справа, без этих спокойных людей с их тяжелыми смертоубийственными пушками наготове. Запоздалый страх морозом прошел по коже, словно наружный мороз проник под одежду и коснулся голого тела. С пистолетиками среди ночных дюн… Интересно, умеет Мандель стрелять? Умеет, конечно, ведь он несколько лет работал на арктических станциях. Но все равно… «Не догадался взять ружье на базе, дурак! — подумал Новаго. — Хороши бы мы сейчас были без следопытов… Правда, о ружье некогда было думать. Да и сейчас надо думать о другом. О том, что будет, когда доберемся до биостанции. Это поважнее. Это сейчас вообще самое важное — важнее всего».
«…Она всегда нападает
Долина с солончаками осталась позади. Справа потянулись длинные узкие траншеи, пирамидальные кучи песка. В одной из траншей, уныло опустив ковш, стоял экскаватор.
«Экскаватор надо увести, — подумал Опанасенко. — Что он здесь зря болтается? Скоро бури начнутся. На обратном пути, пожалуй, и уведу. Жаль, что он такой тихоходный — по дюнам не более километра в час. А то было бы славно. Ноги гудят. Сегодня сделали с Морганом километров пятьдесят. В лагере будут беспокоиться. Ничего, с биостанции дадим радиограмму. Как там еще на биостанции будет! Бедный Славин. Но это все-таки здорово — на Марсе будет малыш! Значит, будут люди, которые когда-нибудь скажут: „я родился на Марсе“. Только бы не опоздать. — Опанасенко пошел быстрее. — А доктора каковы! — Подумал он. — Воистину, докторам закон не писан. Хорошо, что мы их встретили. На базе, видимо, плохо понимают, что такое пустыня ночью. Хорошо бы ввести патруль, а еще лучше — облаву. На всех краулерах и вездеходах базы».
Гэмфри Морган, погруженный в мертвую тишину, шагал, положив руки на карабин, и все время глядел вправо. Он думал о том, что в лагере, кроме дежурного, обеспокоенного их отсутствием, все уже, наверное, спят; что завтра нужно перевести группу в квадрат е-ии; что теперь придется пять вечеров подряд чистить «федор'з ган»; что придется еще чинить слуховое устройство. Затем он подумал, что врачи молодцы и смельчаки и что Ирина Славина тоже молодец и смельчак. Затем он вспомнил Галю, радистку на базе, и с сожалением подумал, что при встречах она всегда спрашивает его о Хасэгава. Японец — превосходный товарищ, но в последнее время он тоже зачастил на базу. Правда, трудно спорить — Хасэгава умен. Это он первый подал мысль о том, что охота на «летающую пиявку» («сора-тобу хиру») может иметь прямое отношение к задачам следопытов, потому что может навести людей на след марсианских двуногих… О, эти двуногие… Соорудить два гигантских сателлита и не оставить больше ничего…
Опанасенко вдруг остановился и поднял руку. Все остановились, а Гэмфри Морган вскинул карабин и круто развернулся вправо.
— Что случилось? — спросил Новаго, стараясь говорить спокойно. Ему очень хотелось вытащить пистолет, но он постеснялся.
— Она здесь, — негромко сказал Опанасенко. Он помахал рукой Моргану.
Тот подошел, и они наклонились, всматриваясь в песок. В плотном песке виднелась неглубокая широкая колея, как будто здесь протащили мешок с чем-то тяжелым. Колея начиналась в пяти шагах справа и кончалась в пятнадцати шагах слева.