Ночь на окраине
Шрифт:
Сам Ванча всегда вызывал добродушным видом расположение к себе любого человека, который входил в дом или в отношения с этим человеком. Познакомившись, его уже никогда не хотели отпускать ни знакомые, ни друзья, ни женщины. Он казался легкодоступным и веселым, играл на гармони и гитаре, сыпал шутками. Был он всегда неряшливо одет, но это скорее был стиль, нежели любовь к неряшеству. По одному случаю можно было составить мнение о нём. Однажды в ворота постучались две женщины, проверяющие электричество, сняв показания счетчика, они остались пить самодельное вино, которое в огромных
А еще по одной черте характера можно определить его незавершенные фантастические проекты. Долгое время посередине двора зияла яма. Эта яма была притчей во языцех. Ванча хотел сделать бассейн для уток. Да так и не собрался. Вырыл яму в яблочно-вишневом саду и не велел трогать. Утки и собаки, без конца падали в эту яму. Да и сами мы с чертыханием, собирая вишню или яблоки, с опаской обходили злачное место, которое по весне заливалось водой. Утки и куры вольно ходили и летали по всему огромному двору, занимавшему немалую площадь, где-то на задворках висел обглоданный курами виноград и бегали свиньи в загородке. Тем не менее, всё это прощалось ему, как только он садился на крылечко и брал в руки баян или аккордеон, и выводил прекрасным голосом:
«Раз пошли на дело я и Рабинович,
Рабинович выпить захотел.
Отчего ж не выпить бедному еврэю,
Если ж у него нету важных дел?»
Ванча всегда находил себе интересное дело и начинал его с воодушевлением, не все его проекты кончались плохо, со временем он научился очень хорошо выводить утей в собственном инкубаторе, стоявшем посередине огромного зала, с отдельным пересадочным ящиком с подсветкой, который висел на стене около картины матери. Там росли маленькие цыплята и утята. А зимой больших уток он мыл в бане в огромной ванне и носил сушить в зал. Они крякали и важно ходили по комнатам, удивляя даже кота. Глядя на утей и кур в доме, собаки тоже поскуливали и старались проникнуть за порог. Всё это вызывало возмущение одной только дочери, которой приходилось мыть и убирать за всем этим бесчисленным хозяйством.
Зато это был безотказный человек, чем пользовались его многочисленные друзья, не раз занимавшие деньги и не отдававшие никогда. Он, экономивший на всём, скапливал определенную сумму и обязательно поддавался на уговор и проценты с какого-нибудь нового дела, влюбляясь в товарища с его проблемами, живя его интересами, обязательно отдавал свое накопленное тяжким трудом и оставался на бобах. Это было и в истории с магазином, который открыла женщина в Атырау. Долго ждал он проценты и сумму в шесть тысяч долларов, пока рукой не махнул. Скрепя сердце, терпеливо и не обсуждая, продолжал он жить дальше, приступая к новым проектам.
Собирал бутылки по поселкам, и там его настиг крах. Пустые бутылки из-под вина и водки, тара, тогда стоили копейки, но и с этих копеек получались неплохие суммы. Менял бутылки на жвачки, и дети с удовольствием приносили мешками грязные бутылки, валявшиеся в огородах и подворьях, а мы потом мыли и сдавали в пункт приема. В один прекрасный день напарник забрал заработанные дивиденды и уехал в солнечный Азербайджан, обещая вернуться. У
У нас же была собственная квартира на окраине города, только в противоположной стороне от работы, полученная на моей прошлой работе. Квартиры нам давали абсолютно бесплатно. Когда я забежала, запыхавшись, во двор, напилась холодной колодезной воды, бегая туда-сюда и суетясь в надежде привлечь внимание мужа. Напрасный труд. Ванька на меня даже не взглянул. Мы же пытались развестись позавчера, о чём говорить.
Я подошла и сходу путано и сбивчиво выложила историю. Повисла на руке, а этого он просто терпеть не мог. Но Ваня, есть Ваня.
Остыл и спросил:
– Когда везти?
– Ночью-ночью. Сейчас там незаметно не проехать.
Еле-еле доплелась я назад. Жара разыгралась, душный воздух плыл и испарялся. Голова ватная, ноги тоже. Навалилась нечеловеческая усталость. Вхожу, моего знакомца нет на пульте, а сидит приятный мужчина странно-знакомого вида. Посмотрела на фото артиста Ерёменко вырванного из журнала и висевшего не стене. Точно он!
Я на всякий случай, сказала:
– Здравствуйте! – пытаясь пожать руку.
Кости были, значит, землянин. Кто он? Заметались мысли. Наверное, милиция забрала пришельца. Решила притвориться овощем. Ничего не знать.
– Это маска, маскарад, пойми, – сказал брутальный мужик, – и костного скелета нет, у вас скелет, у нас – нет. Масса плотнее там, где надо. Усилием воли можем форму менять. Сгустки формировать. Плавить. Это нетрудно, и легче путешествовать без костей по мирам. Атомы расщепляются легче. Мы давно избавились от костных тканей и форм, и скелета.
Тут, мне стало основательно плохо, и я полезла за таблетками. Он положил мне руку на темечко. В голове замелькали радужные картинки, светотунель, бабочки… Полная отключка.
Очнулась темно. Ночь выползла из окон и смотрела зловеще. Это был даже не сон, провал памяти без сновидений. Надо сказать, проснулась я свежей. Давно не чувствовала радости от пробуждения, часто затекали руки, спина болела, и что-то колотилось внутри, тридцатилетнее сердце видно остывало и давало такие толчки с перебоями. А тут на удивление полное обновление организма. Щенячье чувство радости обуяло меня. Волна неподходящего этому месту тепла и света обдала и захватила полностью. И еще чувство зверского голода.
Гудки автомобиля раздались совсем близко. Мы вышли под старое звездное небо. Ванча, так я называла мужа в минуты близости и хорошего настроения, поздоровался важно и торжественно. Миссия спасения прибыла на стареньком автомобиле «москвич» зеленого цвета. Открыл дверь, не спросив и так и не сказав ничего, даже не удивился облику почти земного мужика. «Мужик» тоже ничему не удивлялся и хранил молчание сфинкса, будто наперед всё знал о нас. Оставшись одна, я поела, попила, поработала, а спать не хотелось совсем.