Ночь ночей. Легенда о БЕНАПах
Шрифт:
— Откройте! — повторил приказание полковник. — Там видно будет…
Старший лейтенант убрал вагу, но не выпустил ее из рук, вышиб ногой вторую. В тот же миг майор вырвался на предполагаемую свободу с пистолетом в руке и напоролся прямо на полковника. Вот так иногда бывает — к неожиданностям надо быть всегда готовым.
Товарищ начальник политотдела корпуса!.. — завопил Градов, позабыв поменять интонацию на более пристойную.
— Заткнись, — тихо произнес Захаренко (в чем в чем, а в самообладании ему отказать было трудно). — Ну-у,
Взводный отбросил вагу и как на плац-параде доложил:
— Товарищ гвардии полковник, мотоциклетный батальон сдает своего непромокаемого майора (он действительно был мокрый с головы до пят, а ветерок был свежий).
— Ну, хватит клоунады строить, — сказал полковник.
— Это провокация!.. Вылазка!.. — закричал майор, видно, уже начал что-то соображать.
Захаренко забрал из рук Градова пистолет и протянул его инструктору политотдела.
В центре находился растерзанный и обсыпанный золой майор Градов, а фоном ему служили шесть его обидчиц, до крайности любопытных, в простыни и полотенца одетых девиц.
— Не удержались — выкатили! — пристыдил их полковник Захаренко.
— Приношу извинения, — проговорил взводный, — такое не каждый день случается, девушки, сами понимаете, обескуражены…
Девы действительно были не вполне одеты, но, тем не менее, их группа производила впечатление. Даже смахивала на театрализованное представление. А тем временем «из леса темного» повысовывались неизвестно кем оповещенные солдаты батальона. Тут, видно, секретность сработала полностью.
— В машину, — скомандовал полковник, обращаясь к Градову.
Но машин было две, и майор заметался между ними.
— В мою, — уточнил Захаренко, а на взводного посмотрел так, словно пообещал пропустить его через мясорубку, но не сейчас, а чуть погодя.
— А вы здесь откуда? — полковник обратился к одной из амазонок (худой и высокой). — Вы же из штаба корпуса?! — узнал все-таки.
— Так точно! — рявкнула опознанная и чуть не потеряла одежды (а «всей одежды» была одна простыня). — Младший сержант Побединская! В гостях! Ужасная история, товарищ гвардии полковник!
Захаренко махнул рукой, мол, «тут с вами все критерии потеряешь», сел в свой «виллис», а там в кузове уже маячил до одури продрогший Градов. Как кое-кому показалось, уже не майор.
Машины торжественно отъехали.
— Марш домываться. Теперь быстрее быстрого, а то все расписание нарушим, — в эти минуты взводный всех их любил до ужаса, а девчата в эти секунды были от него без ума.
Все пять кинулись к баньке, а гостья из штаба чуть задержалась и, растягивая слова, проговорила:
— Товарищ гвардии старший лейтенант, а разве вы не с нами?.. Такая победа! Надо бы обмыть.
Туг девчонки и часовые грохнули хохотом, а наблюдатели на опушке леса откликнулись свистом и гиканьем. Операция «Баня» завершалась. Рубленая, многократно простреленная дверь накрепко затворилась и была заперта изнутри. Снаружи ее больше незачем было подпирать вагой.
Как из глухой засады появились Курнешов и Борис Борисыч.
— По-моему, с вас причитается, — хрипло, на пригашенных тонах проговорил уполномоченный.
— Учти, — как-то небрежно сообщил Курнешов, — комбат, как туча — считает, что ты все это подстроил специально.
— Правильно считает. Баня — это праздник!
XI
Лучше бы дурной сон
Без передышки… С одного задания на другое. Загоняли… Нервы не выдержали. Да еще какая-то сволота вернула в штаб его наградной лист. А это ой как оскорбительно. Взводный взорвался, нагрубил кому-то в разведотделе штаба корпуса и потребовал перевода его на любую работу в другую часть… Переполошилось все офицерство батальона. Такого никто от него не ожидал. Одни говорили: «Мальчишество», другие: «Предательство БЕНАПов!», «На грани воинского преступления!», третьи: «Молодец! Так и надо! Не дает наступать себе на… пальцы…» Появилось распоряжение: «Без письменного разрешения начальника разведотдела его на задания не посылать…»
Комбат вызвал к себе и вместо разноса спросил:
— Вы кем собирались стать в нормальной жизни? — он имел в виду жизнь на гражданке.
Разгоряченный взводный ответил:
— Наверное, в цирке. На манеже… Не выйдет в цирке, пойду в первые секретари в каком-нибудь захолустье.
— Это вы серьезно? — Тот кивнул. — Ну-ну, смотрите. Как бы вам не дошутиться… А если в цирке, то вот и ставьте здесь свои скетчи, клоунады. Смотрите, какая арена боевых действий вам предоставлена.
Старший лейтенант скорчил одну из своих насмешливых гримас:
— В этих клоунадах одни корячатся на манеже, лезут под купол, а другие их все время поучают: «Разве так лазают под куп-пол?! Во-о-от как надо лазать… Не жалея живота своего», — он легко изобразил замполита батальона и заодно еще пару болтунов.
Комбат еле сдержал улыбку и смотрел на взводного, не моргая. В глазах постепенно появлялась строгость:
— Ну, и отдохнуть, продышаться вам, конечно, следует. Несколько суток. Я скажу в штабе… Но из батальона не уходите. Потом жалеть будете.
Только ведь последних фраз комбат, кажется, не произносил. Может быть, взводный опять что-то нафантазировал?..
Гвардии майор Беклемишев, может, и действительно подумал так, но вслух ничего подобного не произнес. Комбат вообще с такими, как он, и ему подобными беседовал редко, разговор по душам всегда таил в себе определенную опасность, разговаривали главным образом о делах и всегда языком довольно четких приказов. Или уж вовсе ни о чем… А когда четкость в оперативной обстановке и в приказах исчезала, переходили на тональность вежливой или заискивающей просьбы: «Дескать, уж постарайтесь, а то как-то неладно… И перед командованием неудобно… Как впотьмах… Ну, да вы сами знаете. Чего уж вас учить…»