Ночь разбитых сердец

Робертс Нора

Его губы дернулись.

– Пожалуй, неплохая мысль. После этого я мог бы поднять цены. – Он вскинул голову. – Если, конечно, ты хорошо вы­глядишь голой.

– Я великолепно выгляжу голой! И я предоставляла тебе кучу возможностей убедиться в этом лично.

– Наверное, мне больше нравится самому изыскивать по­добные возможности. – Он открыл холодильник. – Хочешь омлет к вафлям?

Керби сжала кулаки, но вовремя напомнила себе, что дала клятву лечить, а не вредить.

– Пошел ты со своими вафлями знаешь куда? – пробормо­тала она

и торжественно удалилась.

Брайан подождал, пока хлопнет дверь, и только тогда усмех­нулся. «Пожалуй, я вышел победителем из этой схватки харак­теров!» – подумал он и решил побаловать себя ее вафлями.

Брайан как раз сбрасывал их на тарелку, когда дверь снова распахнулась.

Лекси театрально замерла на пороге – по привычке, а не для того, чтобы произвести впечатление на брата копной тугих куд­рей цвета «Огненный Ренессанс».

Лекси была в восторге от волос женщин с картин Тициана. Тициановского оттенка было очень трудно добиться, но нако­нец ей это удалось. Теперь волосы прекрасно сочетались с мо­лочно-белой с розовым оттенком кожей. Лекси унаследовала изменчивые глаза отца. Сегодня утром они были цвета бурного моря, еще припухшие от сна, но уже подчеркнутые тушью.

– Вафли! – воскликнула она. Вернее, промурлыкала по-ко­шачьи. Благодаря добросовестным репетициям вкрадчивое мурлыканье прозвучало очень естественно. – Обожаю!

Брайан невозмутимо отрезал кусочек и отправил его себе в рот.

– Мои, – заявил он.

Лекси взмахнула головой, отбросив за спину цыганскую гри­ву, и прелестно надула губы. Брайан толкнул к ней тарелку, и она улыбнулась, похлопав ресницами.

– Спасибо, дорогой!

Она положила ладонь на одну его щеку и поцеловала другую.

У Лекси была несвойственная остальным Хэтуэям привычка поминутно целоваться и обниматься. Брайан вспомнил, как после бегства их матери Лекси, словно щенок, прыгала кому-нибудь на руки. Черт побери! – подумал он. Ведь ей было тогда всего четыре года. Он дернул сестру за волосы и подвинул ей сироп.

– Кто-нибудь еще встал?

– М-м-м… Парочка в синей комнате шевелится. А кузина Кейт уже в душе.

– Я думал, что сегодня ты обслуживаешь утреннюю смену. Угу – согласилась Лекси с набитым ртом. Брайан взглянул на яркий короткий полупрозрачный хала­тик и удивленно поднял брови.

– И это твоя новая форма официантки?

Лекси скрестила длинные ноги и изящно откусила вафлю.

– Нравится?

– Думаю, ты получишь такие чаевые, что они позволят тебе немедленно удалиться на покой.

– Надеюсь. – Лекси сдавленно засмеялась. – Мечта всей моей жизни – подавать еду черт знает кому, убирать грязные тарелки и прикарманивать мелочь, чтобы потом жить в роскоши.

– У всех нас есть свои маленькие фантазии, – небрежно за­метил Брайан и поставил перед ней чашку сладкого кофе со сливками. Он не разделял горечи и разочарования сестры, но любил ее, а потому сказал: – Хочешь послушать о моих?

– Наверное, ты мечтаешь о чем-нибудь вроде победы в кон­курсе Бетти Кроккер на лучший кулинарный рецепт.

– А что? Это вполне возможно.

– Бри, я в самом деле собиралась кое-чего достичь!

– И достигла. Алекса Хэтуэй – принцесса острова. Лекси закатила глаза и принялась за кофе.

– Я и года не продержалась в Нью-Йорке. Даже одного сво­лочного года.

– А кому это надо? – От одной мысли о Нью-Йорке у него мурашки пробежали по коже. Давка на улицах, спертый воздух, отвратительные запахи. – По-моему, и здесь неплохо.

– Довольно трудно быть актрисой на острове.

– Милая, если хочешь знать мое мнение, у тебя это прекрас­но получается. А если хочешь дуться, забирай вафли в свою комнату. Ты портишь мне настроение.

– Тебе хорошо! – Лекси отшвырнула тарелку, и Брайан едва успел поймать ее, прежде чем она слетела на пол. – У тебя-то есть все, что ты хочешь. Живешь в глуши день за днем, год за годом. Делаешь одно и то же снова и снова. А папа практически отдал тебе дом и теперь целыми днями может топать по острову и следить, чтобы никто не сдвинул с места ни одной его бесцен­ной песчинки.

Лекси вскочила с табурета, взмахнула руками.

– И Джо получила то, что хотела. Знаменитый фотограф! Путешествует по всему миру и щелкает фотоаппаратом! А что есть у меня? Нет, скажи, что есть у меня? Пара рекламных роли­ков и горстка ролей без слов. Ах, да… Еще главная роль в трехактной пьесе, которая выдержала только премьеру в Питтсбурге . А теперь я торчу здесь, обслуживаю столики, меняю просты­ни чужим людям… И я все это ненавижу!

Брайан выждал мгновение и зааплодировал.

– Отличная речь, Лекс! Здорово подбираешь слова. Должен признать, ты не зря стремишься на сцену. Вот только жесты не­сколько напыщенны.

У нее задрожали губы.

– Иди к черту, Бри!

Лекси вскинула голову и выплыла из кухни.

Брайан подобрал ее вилку. Похоже, на этот раз схватка за­кончилась не в его пользу, подумал он и решил, что теперь может спокойно доесть завтрак.

Через час Лекси уже вовсю расточала улыбки и несколько слащавое южное обаяние. Она была ловкой официанткой, что, кстати, спасало ее от полной нищеты во время пребывания в Нью-Йорке, и обслуживала столики с неторопливым изящест­вом. Со стороны казалось, что работа доставляет ей истинное удовольствие.

Она надела нарядную юбку, коротенькую ровно настолько, чтобы вызвать раздражение Брайана, и обтягивающий джем­пер, самым выгодным образом подчеркивающий ее фигуру. А фигура у нее была отличная, и она усердно трудилась, чтобы поддерживать ее в хорошей форме.

Лекси хорошо знала, что фигура – орудие производства и на сцене, и в зале ресторана. Как и сияющая, всегда готовая вспых­нуть улыбка.

– Мистер Бенсон, хотите, я подогрею ваш кофе? Вам понра­вился омлет? Брайан просто волшебник на кухне, не правда ли?